– Тебе так не терпелось? – интересуюсь сдавленно. – Ты хотя бы дождался, пока я сяду в самолёт?

– Не передёргивай… – бросает он, морщась.

– Пошёл ты, – советую, предпочитая больше на него не смотреть.

– Тонян, давай начистоту. Ты… блин… ты меня душишь. Реально душишь.

– Что ты несёшь? – изумляюсь, глядя на дисплей.

Сжав губы, Егор смотрит прямо на меня.

– Ты как таран, – чеканит слова, будто всю ночь репетировал, а не трахался с кем попало, не успела я войти в зону паспортного контроля!

– Это тебе мама твоя сказала? – бросаю ему в лицо.

С его родителями я поладила. Мне так казалось, но теперь я уже ни в чем не уверена!

– Не говори ерунды, – раздражается он. – Ты меня со второго свидания по рукам и ногам связала. Ты ко мне переехала, не спросив разрешения, дальше что?

– Ты не жаловался! – выкрикиваю я.

Трус.

Продолжает, не слушая:

– Дальше что? Сама себе кольцо купишь?

– Не утрируй! – начинаю злиться. – Я щётку зубную привезла! И пару комплектов белья!

– Ты три полки в шкафу заняла.

– Ну ты и урод, Егор, – восклицаю поражённо.

– Ты поменяла подушки на диване. С моими друзьями общаешься больше меня самого. Ты повсюду. Прёшь как танк. Сама не замечаешь? Тебя ни один мужик не выдержит, – продолжает он жёстко растаптывать мою самооценку. – Мы с тобой полгода встречаемся, а у меня ощущение, что десять лет. Ты меня вымотала. Я устал.

Это замечание задевает меня больше всех остальных.

В душе расцветает ужасная, давящая на грудь обида. Такая, что я закусываю дрожащую губу и сжимаю пальцами телефон.

Устал? От меня? Я такая невыносимая?

– Чтобы всё это понять, тебе пришлось потрахаться на стороне? – спрашиваю хрипло.

– Ага. Трижды, – ровно сообщает он. – Секс у нас тоже не фонтан. Как раз в сексе ты себя ведёшь как монахиня.

– Ты – свинья… – выпаливаю я.

– Иногда, – кивает он. – А тебе надо научиться прогибаться под мужика, хотя бы делать вид.

Прогибаться?!

Вскочив с шезлонга, отвожу назад руку и швыряю телефон в бассейн. Рухнув на сиденье, обнимаю руками плечи. На краешке губы повисает одинокая слезинка, и я слизываю её языком, крутя в голове его отвратительные, такие обидные слова.

Я – монахиня?

Он был моим первым! С ним я вообще ни разу не испытывала оргазма. Он только о себе и думал, пихая в меня свой член, и я не заставляла его это делать! Он всегда хотел сам. Всегда.

От обиды щиплет в глазах, и я шмыгаю носом.

Он думал о себе… поэтому у меня не получалось!

Чувство неполноценности порождает новый прилив слёз к глазам. Зло утерев их ладонью, падаю на шезлонг лицом вниз. Всхлипываю и скулю, задаваясь всякими вопросами.

Я настолько ужасна?

Пошёл ты, Егор…

Натянув на голову шляпу, прячусь от всего мира. Хочу побыть одна. Только наедине с самой собой. Когда от слёз остаётся лишь противный стук в виске, закрываю глаза и делаю то, чего отчаянно требует моя опустевшая голова, – сплю.

***

Я плавлюсь. Как кусок сливочного масла на сковородке. Слышу приглушённые звуки быстрых шагов и поднимаю тяжёлые веки. В поле моего зрения возникают кеды очень уверенного мужского размера, от белизны которых слепит глаза. Сдвинув с лица шляпу, пробираюсь глазами вверх. По брюкам песочного цвета с аккуратно и многообещающе выпирающей ширинкой, по коричневому кожаному ремню вокруг плоского живота и голубой, застёгнутой до самой последней пуговицы рубашке. Длинные рукава закатаны до локтей, являя миру жилистые предплечья, одно из которых забито татуировками.

Сдвинув шляпу ещё на сантиметр, позволяю себе взглянуть в лицо Фёдору Немцеву. Ведь он же Немцев? На его лице трапециевидные “рейбаны”, которые дополняют образ.