– Слушается дело под номером цать, цать, цать в отношении обвиняемой Ланы. Прошу, обвинение, вам слово.

– Я самооценка и пришла с обвинением, потому что устала долбиться в закрытую, непонимающую меня женщину. Мне надоело, да что лукавить, бесит то, что ты себя не ценишь. Ты ставишь себя ниже других. Ты не видишь своих заслуг. Ты позволяешь себя обижать. Ты не можешь сказать «нет». Ты боишься обидеть человека, когда тебя нагло унижают. Чужое мнение и поощрение важнее, чем есть на самом деле. Ты наступаешь себе на горло, чтобы не сказать лишнего, так думаешь ты. Пора что-то менять. Я прошу отправить её на повышение самоценности!

Следующая вышла эмоциональность.

– Я обвиняю тебя в том, что ты проглатываешь обиды и напраслину. Ты стесняешься выразить свои эмоции. Ты считаешь, что радоваться надо тихо. Ты боишься, что тебя неправильно поймут. Ты теряешь себя. Я прошу отправить её на проработку своей самости!

Потом ещё было несколько обвинителей. Судья посмотрел на обвиняемую. Лана сидела безучастно. Она за это время так устала от всего, что стало всё равно, кто что скажет.

– А защита есть у обвиняемой? Или адвокат?

В зале встали две женщины. Они были в длинных нежно голубых платьях с бархатными накидками на тон выше.

– Я доброта сердечная.

– Я любовь ко всему сущему.

Вдруг встала ещё одна женщина.

– Я сострадание.

И ещё одна.

– Я творчество и созидание.

И ещё.

– Я трудолюбие.

И ещё…

– Оптимизм.

Судья потрогал очки, снял, протёр и снова надел на нос, сказал:

– Понятно. Всё ясно без слов.

Прокурор, на мантии которого написано «Внутренний Критик», зачитывает длинный список ее прегрешений. В руках у прокурора длиннющий свиток, и прегрешения сыпались, как из рога изобилия. По залу прошла волна недовольства. Вторая улюлюканьем. Псины стояли в углу с довольным оскалом, а дамы обмахивалась веерами и прыскали сарказмом.