Тук-тук-тук… Тук-тук-тук…

Прислушивалась, но он не утихал. Полежала в горячей воде еще немного, а потом вылезла, вытерлась и ночную рубаху надела. Ткань мягкая, казалось, тело так и ласкает.

Плеснула воды в камин, чтоб огонь потушить, да только вот чудо: он затрещал и взвился вверх еще яростнее. Отпрянула, заслонив лицо ладонью. Ну и пусть его. Навряд ли пожар устрою.

Вернулась в комнату и скользнула в постель. Не могла свыкнуться с мыслью, что еще вчера дома была, прощалась с родными стенами, а сейчас вот лежу на чужих простынях. И хоть свежие они, да все одно не родные.

В груди заворочался кашель. Протянула руку за бутыльком с микстурой, достала пробку и сделала глоток, морщась от сладости. Кашель будто того и ждал, царапал грудь когтями, искал выход. Думала, от горячей ванны легче станет, да не тут-то было — скрутило так сильно, что долго отдышаться не могла. Прислушивалась к перестуку, идущему из сердца вулкана, стараясь быстрый бег собственного сердца унять. Только это и помогло с приступом справиться.

В изнеможении откинулась на мягкие подушки, призывая сон. Во сне завсегда легче. Сон исцеляет, так и лекарь говаривал.

Долго глядела на пляшущие искры пламени в камине.

«Будто глаза хозяина вулкана», — подумалось, прежде чем уснула.

***

— Ну, чего тебе? — спросил хмуро. Отложил тяжелый молот, вытер выступивший на лбу пот. Волосы облепили мокрую шею, щекотали кожу. Едко пахло каленым железом, запахом привычным и любимым.

Огневик яркой искрой скользнул в зал, что под самым основанием горы хозяин вулкана себе устроил.

— Хозяин, обряд-то на завтра готовить?

— Торопишься куда? — спросил, скрещивая на груди могучие руки.

— Так ведь седьмица осталась, пока… того-самого...

— И что с того?

Огневик руками развел.

— Так девица-то слаба, неужто сами не видите?

Огневик ежели и ждал ответа на свой вопрос, все одно — не дождался.

— Устроил ее?

Дух закивал.

— Покои показал, предупредил, чтоб одна не ходила.

Редрик не ответил, снова взял в руки молот, взвесил на ладони. Повернулся к наковальне и ударил что было сил. Во все стороны брызнули яркие искры.

— Хозяин… — опять Огневик позвал. Медленно-медленно обернулся Редрик, взвесил молот на ладони, но слова не произнес. — Так с обрядом-то чего?

— Как скажу, так и начнешь готовить.

— Так ведь в прошлый-то раз невеста ваша едва у Изначального Огня, того-самого… Сами ж сказывали…

Темные брови хозяина вулкана сошлись на переносице.

«Плохой знак», — Огневику подумалось.

— Прочь поди. Не до тебя.

— Но, хозяин…

— Прочь, кому говорю, — сказано было хоть и тихо, но тут уж Огневик не стал искушать судьбу и скользнул из зала. С хозяина вулкана станется на него кадку с водой опрокинуть — такое уже бывало. Огневик потом несколько дней в очаге отлеживался, в себя приходил.

Только надоедливый дух сгинул, Редрик к своему занятию вернулся — снова и снова опускал молот на лезвие будущего клинка, пока оно не стало тонким как перышко.

А пока работал, все о Лиссе думал. И с чего бы? И до нее ведь были невесты: огненноволосая, с косами цвета пшеницы, с волосами, будто лунные лучи… да и другие… Помнил он их так хорошо, будто перед ним сейчас стояли безмолвными ду́хами.

До болезни, может, и были красавицы, а к нему пришли все как одна бледные, измученные, хрупкие. Словно сосуды стеклянные, в которых искра жизни затухала. Казалось, тронь их — рассыплются. И он не трогал. До того, как пред Изначальным Огнем время наставало предстать. А невесты чахли день ото дня, едва до обряда успевая дожить.

Снова подумал о Лиссе и нахмурился. Хороша девица: не отощавшая, с бровями вразлет, с волосами черными, будто вороньи перья, с глазами словно чистое небо. А все одно — умирает. Ежели б не чахоточный румянец на щеках ее и не темные круги под глазами, была бы невеста еще краше.