— Тань, — начал было он, но осекся, когда, понурив голову, спустилась с крыльца и остановилась перед ним.

— Поехали.

По венам расползалось равнодушие, холодное, горькое, безнадежное. Лучше я сама, сохранив хоть каплю достоинства, чем силком потащит. Кирилл стоял напротив,  ничего не говоря, только кожей чувствовался тяжелый пристальный взгляд, а я не могла посмотреть в ответ. Не хотела.

— Идем, — наконец, тихо произнес и отступил на шаг в сторону, пропуская меня вперед. Неужели боится, что убегу?

К машине мы подошли одновременно, привычным жестом Кир распахнул передо мной заднюю дверь. Заглянув в темноту салона, с трудом сглотнула. Моя карета в ад. Неуклюже забралась внутрь, стараясь не морщиться от боли. Снова почувствовала на себе цепкий взгляд. Кирилл замер надо мной, рассматривал — пытался понять, что не так. Я молча села удобнее, сложила руки на коленях и не мигая уставилась прямо перед собой , не шевелясь, замерев, как статуя. Наконец, он прикрыл дверь и, обойдя машину спереди, сел рядом со мной:

— Домой, — холодно кивнул водителю, с интересом поглядывавшему на меня в зеркало заднего вида.

Домой? Мой дом больше не там, не в Черных Тополях. Там только могила, в которой погребены мои надежды, моя жизнь, моя любовь.

Кирилл нажал кнопку на подлокотнике, и между салоном и водителем опустилась перегородка. Машина плавно тронулась с места, унося меня из крошечного мирка, в котором я пыталась воскреснуть, встать на ноги, научиться жить дальше. Сквозь сильно тонированные окна наблюдала за тем, как мимо проносятся привычные улицы. Серое небо теперь казалось удручающе темным, а дождь так и не начинался. Кир молчал, кажется, даже не двигался, тоже смотрел в окно, подпирая щеку рукой, но само его присутствие давило на меня, тяготило. Он это чувствовал и был недоволен.

— Зачем я ему понадобилась? — все-таки задала вопрос, разъедавший душу.

— Хочет поговорить.

— Поговорить? — не сдержала измученной иронии. — Мне казалось, в прошлый раз он все сказал. Объяснил подробно, что к чему.

И снова перед глазами ужас тех дней. Мои слезы, истерики, отказ верить в происходившее, а потом та ночь, после которой все перевернулось.

Кирилл посмотрел долгим непонятным взглядом, будто искал что-то во мне, ждал чего-то, но у меня ничего не осталось ни для него, ни для кого-то еще. Пустая.

— Руслан сам тебе все расскажет, — ответил со вздохом, устало потирая бровь, — это не мой разговор.

Я снова от него отвернулась, обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. Замерзала, несмотря на жару июньского дня.

Таня

— Согласен ли ты, Руслан, взять в законные жены Татьяну, — раскатистый голос работницы ЗАГСа пронесся по залу, вытряхивая меня из нервного транса.

— Согласен, — Бекетов, не глядя на меня, кивнул, отвечая со всей серьезностью.

— Согласна ли ты, Татьяна, взять в законные мужья, Руслана, — вопрос, обращенный ко мне.

Букет в моих руках затрепетал, да и сама задрожала, как лист на ветру. Голос перехватило на миг, и я испугалась, что сейчас начну мычать. Тихонько кашлянув, ответила:

— Согласна.

Самые важные слова в моей жизни, которую хочу провести рядом с этим мужчиной. Только с ним, только вместе. Украдкой бросила на него взгляд: высокий, статный, уверенный в себе. Тот, ради кого готова на все: и жить, и умереть.

— Жених может поцеловать невесту, — слышу очередную фразу и забываю, как дышать, когда Руслан разворачивается ко мне.

Сердце в груди бьется как заполошное, гудит, раскатисто грохочет, и каждая клеточка рвется к нему. Глаза в глаза, не замечая никого вокруг: ни гостей, ни фотографа, настойчиво щелкавшего камерой чуть ни перед самым носом — только мы с Русланом во всей Вселенной, и больше никого не надо. Склонившись, он целует, осторожно касаясь моих губ. Знаю, что еле держится, что сходит с ума, как и я сама. Нас тянет магнитом друг к другу. Связаны навсегда, и дело вовсе не в подписях, что ставим в большой книге.