Следовательно, идея строить бизнес на суициде давно блуждает в головах людей. Пустыри и лощины запретных мыслей быстро становятся обиталищем, словно выведенных из прожжённой дрожжевой браги, бактерий душегубных идеологий, которыми кормятся стаи предприимчивой саранчи. Мысли об эстетически совершенной смерти преподносятся недалёким и усталым от забот и нерешённых проблем, от тоскливого быта, падким на эффектную упаковку людям с многократно вылинявшими от жизненных невзгод убеждениями, как грязный мазут, переложенный в коробку из-под торта с бантиками вьющихся розовых лент. Изощрённые продукты извращённой фантазии – машины «гуманной» и «красивой» смерти, как навозные мухи с радужными крылышками, плодятся в чадно бурлящих человеческих умах. Таково было и создание Жозефа Игнеса Гильотена – «мадам гильотина», которую он считал высокогуманным способам казни вопреки возражению палача Сансона, утверждавшего, что после отсечения головы жертва нескольких минут все ещё находится в сознании, ощущая неописуемую боль в отсечённой части шеи. Ныне добровольная смерть стала предметом тайного торга. Нажиться на усталости выносить душевную боль и физические страдания, во что бы то ни стало добиться реализации идеальных мошеннических планов – с этими целями предпринимается попытка стать чистоплотным киллером или грязным циником.

Я решил хорошо подготовиться к встрече с Делитовым. Надо было посоветоваться с медиками и техническими экспертами. Ни чертежа, ни схемы «американских горок» Делитова у меня не было. Раздобыть бы фотографию этих «американских горок», чтобы получить хотя бы поверхностное заключение специалистов, какую опасность для человеческой жизни «горки» объективно могут представлять. В зону аттракционов меня бы, наверно, не пустили с фотоаппаратом – слишком много охраны. А может, стоит попробовать? Опасно – если примелькаюсь, меня уже не пустят или же расколют, что не из праздного любопытства я этим интересуюсь.

Позвонил я знакомому кардиологу, который когда-то работал в фирме по изготовлению медицинских приборов. Спросил: «А могут ли представлять опасность для жизни американские горки, и при каких условиях их технической конструкции опасность может быть максимальной?». Тот отшутился, ответил с иронией, что всё может представлять опасность. Жить тоже вредно для жизни, но другого выбора нет. Я всё же перевёл тему на серьёзный лад. Он чуточку растерянно стал утверждать, что плохо знаком с этой проблемой, но вроде бы были случаи инсульта при катании с горок, правда, очень редкие.

– А какая конструкция могла бы усилить опасность аттракциона? – не отставал я.

– Уж не собрались ли вы изобрести аттракцион для самоубийц? – сразу со стороны моего собеседника послышалась саркастическая реакция с прихохатыванием. Я вздрогнул, ошеломлённый на редкость прозорливыми его догадками, в корне искажающими цель моего поиска. Состояние у меня было, будто я нёс плотно закупоренный сосуд с чесночным маслом, а он где-то треснул, и содержимое ёмкости мгновенно стало для всех до безобразия заметным и отталкивающим. Моё лицо омрачила реакция сдержанного гнева, лоб немного вспотел: мне не нравилась такая проницательность, которая могла бы заставить меня рассекретить для посторонних планы журналистского расследования. Но я тут же взял себя в руки.