Молодой, коренастый, в современной голубой куртке и джинсах могильщик уже закончил свою привычную работу, аккуратно подравнивая лопатой холмик. Он с силой воткнул в его изголовье железную крашенную табличку с надписью «Полонская Мария Александровна,1915–1985 г.», и удовлетворённо, ещё раз посмотрев на результаты своего труда, стал высматривать самого внушительного родственника, чтобы получить добавочную «благодарность». Наконец, выбрав с его точки зрения такого, высокого и плотного мужчину, парень поспешил к нему. Что-то, серьёзно объясняя и, по всей видимости, жалуясь на плохой грунт, слишком маленькую площадь, слишком большой гроб и ещё какие-то непредвиденные, неимоверные трудности, которые он «чудом преодолел».

Парень, получив к явному своему сожалению всё же не то, то есть не столько, сколько ожидал, недовольно цыкнув зубами и засовывая это «не то» в задний карман джинсов, нехотя удалился.

Родственники окружили ограду с трёх свободных сторон, устало и уже рассеянно наблюдали, как внутри её копошилась маленькая, худенькая женщина. Она единственная, кто была вся в чёрном, и даже голову её покрывал, ранее обязательный в таких случаях, чёрный кружевной платочек. Это была Зинаида – племянница Ивана Мартыновича Полонского, мужа покойной. Зинаида была верующая и, раскладывая цветы по особым правилам на свежем холмике, творила ещё какие-то, очевидно, необходимые действия. Сам Иван Мартынович сидел в тенёчке, на лавочке у соседней не огороженной могилы и, опираясь подбородком на массивный набалдашник деревянной палки, смотрел прямо перед собой невидящими глазами. Вчера у него был страшный приступ радикулита и сегодня он, наглотавшись анальгина, еле-еле приехал «проводить

Машу в последний путь».

Нина стояла и тоже наблюдала за суетящейся Зинаидой. На душе было пусто, а перед глазами почему-то виделась молодая тётя Маша в красивом пёстром шарфике или, как тогда пятилетняя Ниночка говорила, «в красивом талфике». Этот «талфик» так и приклеился к маленькой племяннице и даже, когда Полонские пришли на Нинину свадьбу, то, обнимая и поздравляя Нину, тётя Маша не преминула сказать: – Надо же, вот и наш «талфик» вырос! Боже мой, как же летит время…

– А коронки, коронки сняли? – тихий, шипящий голос вернул Нину к действительности. Нина обернулась и поняла, что это обращаются к ней. Спрашивала узколицая немолодая женщина, с очень тонкими губами, совершенно неуместного яркокрасного цвета. Нине показалось, что изо рта её сейчас появится жало, и она вздрогнула.

– Я не поняла, что Вы говорите, извините?

– Я спрашиваю, коронки у Маши сняли, коронки? – повторила она, – у неё же коронки золотые! Надо же было снять, какое легкомыслие! Ведь теперь всю могилу ночью перероют. Вы видели этого могильщика? Он уже всё продумал… У неё же две коронки золотые! – женщина (эта же родственница Ивана Мартыновича – вспомнила Нина) собиралась, видимо, ещё что-то объяснить, но Нина посмотрела на неё такими непонимающими, полными ужаса глазами, что та, продолжая что-то шипеть себе под нос, отошла недовольно качая головой.

Помянуть покойную поехали не все: «внушительный родственник» торопился на неотложное совещание, кому-то именно в это время необходимо было встречать тёщу, другие сослались на срочные дела. В белом тупорылом автобусе сразу стало ещё свободнее. Кроме Ивана Мартыновича, ехали: Зинаида, сын Марии Александровны Виктор с женой Валей, узколицая женщина и те двое с работы, но, самое главное, не было тёти Маши или даже того, что осталось от неё, того, что везли они сюда в этом же автобусе, охраняя от тряски… Нина украдкой всё посматривала на Ивана Мартыновича, он был какой- то сгорбленный, жалкий. Через несколько месяцев он собирался отмечать свой восьмидесятилетний юбилей, а на будущий год их с тётей Машей серебряную свадьбу. И вот теперь…