Как мы видим, основное внимание в обучении личного состава частей и соединений уделялось борьбе с танками и организации огневой поддержки пехоты. «Танкобоязнь» была настоящим бичом советской пехоты в 1941–1942 годах.

На преодоление этой «болезни» потребовалось немало сил и жертв.

О том, как был организован процесс обучения непосредственно в подразделениях и как командиры преодолевали страх бойцов перед «бронированными чудовищами» можно судить по приведенному ниже отрывку из воспоминаний В.С. Турова, командира роты 956-го стрелкового полка 299-й стрелковой дивизии 50-й армии. Отрывок не маленький, но он очень хорошо передает психологическое состояние, социальный состав, и уровень подготовки бойцов, а также методы обучения в Красной Армии летом – осенью 1941 года. Справедливости ради отметим, что военнослужащим полка повезло с комполка, им был опытный командир с боевым опытом, участник советско-финляндской войны, Герой Советского Союза майор И.Я. Кравченко. Посмотрим, как он в своем полку организовал обучение бойцов борьбе с танками.

«К сожалению, кадровых бойцов было мало, приходилось срочно обучать новобранцев. Шли всякие слухи о немецких танковых колоннах, сметающих все на своем пути. Сельские парни понятия не имели о танках. Мне запомнился характерный эпизод, как нас учили бороться с бронированными машинами.

Командиром полка был майор Кравченко, участник Финской войны, Герой Советского Союза. На фронте он показал себя превосходным руководителем и замечательным командиром и вывел весь полк из окружения. Кравченко занимался лично с каждым батальоном. Наш батальон выстроился буквой «П», в центре вырыли окоп, глубокий, около двух метров.

Кравченко был в полевой форме, с кобурой и подсумком с учебными гранатами. Мы думали, что дело ограничится простым показом, но майор спрыгнул в окоп, и на него двинулся танк БТ-7. Мы ахнули, когда махина весом тринадцать тонн принялась крутиться на окопе. Казалось, что танк вдавит нашего комполка в землю. БТ проутюжил окоп как следует и пошел дальше.

На месте заваленного окопа зашевелилась земля, появилась голова, плечи командира. Кравченко одну за другой бросил три учебные гранаты. Бросал довольно точно, пара штук упала на трансмиссию позади башни – уязвимое место и наших, и немецких танков. Машина остановилась, а Кравченко стал приводить себя в порядок. Долго выколачивал пилоткой с гимнастерки и брюк прилипшую землю, вытер носовым платком лицо и спросил:

– Ну как?

Помню, красноармейцы и командиры что-то восхищенно выкрикивали, а командир полка прочитал нам краткую лекцию, которую помню после рискованного показа мы восприняли очень серьезно. Все видели, что занятие полностью приближено к боевой обстановке. Кравченко рисковал, ведь могло случиться всякое. Провались гусеницы сантиметров на 30–40 ниже и все могло закончиться трагично.

А моральное воздействие? Я стоял в полусотне шагов и ощущал, как дрожала земля под тяжестью танка, а что чувствовал наш командир, когда махина утюжила обычную стрелковую ячейку? Тем временем, хорошенько выколотив от пыли обмундирование, Кравченко коротко, рублеными фразами говорил нам о «танкобоязни». Многие слова, а особенно личный пример врезались в память крепко:

– Если не поленился, вырыл добротную ячейку и не растерял гранаты, то никакой танк тебе не страшен. Пропустил его через себя – и спокойно кидай гранаты вслед, а лучше – бутылки с горючкой. Что, у немцев танки такие страшные? Горят за милую душу, только не теряйся. Пара гранат на трансмиссию или под гусеницы – никуда он не уедет. Ясно?