– Но что послужило причиной ареста Антонеску? – нетерпеливо перебил его Дэвид.

– Ах, ареста! Как вам известно, он был во дворце в ночь ультиматума. Попросил аудиенции короля, но ему было отказано. Урдэриану не пустил его. Они подрались. Вы же слышали об этом? Да, подрались, прямо во дворце. Жуткий скандал.

– И за это его арестовали?

– Не за это, нет. Вчера его вызвал сам король. Опасаясь, что чувства не дадут ему говорить свободно, Антонеску написал письмо. Ваше величество, написал он, наша страна рушится. А я ведь говорил, что эта страна рухнет. Помните? Я сравнил Румынию с человеком, который получил крупное наследство, но по глупости промотал его.

– Что еще написал Антонеску? – вмешался Кларенс, и, заслышав его медленный низкий голос, Кляйн удивленно обернулся. Обрадованный присоединением Кларенса к беседе, он продолжил:

– Антонеску написал: «Ваше величество, я молю Вас спасти наш народ» – и попросил короля избавиться от своих ложных друзей. Прочитав это письмо, король немедленно отдал приказ об аресте. Для Урдэриану это большая победа.

В голосе Кляйна звучало сожаление, и Гай спросил:

– Какая разница? Урдэриану жулик, но Антонеску – фашист.

Кляйн выпятил нижнюю губу и покачал головой.

– Это правда, – сказал он. – Антонеску поддерживал «Железную гвардию», но он в своем роде патриот. Стремится покончить с коррупцией. Нельзя сказать, как он повел бы себя, придя к власти.

– Стал бы очередным диктатором, – заявил Гай.

Разговор перешел на критику королевской диктатуры.

– У короля есть свои недостатки, но его нельзя назвать бесчувственным, – неожиданно заметил Кларенс. – Узнав о потере Бессарабии, он расплакался.

– Рыдал над съеденными устрицами – над теми, которых пришлось выплюнуть, – вставил Дэвид, ухмыляясь собственному остроумию.

– Кто угодно может заплакать, – заметила Гарриет. – В Румынии это ничего не значит.

Кларенс оскорбленно взглянул на нее и, отодвинувшись от своих жестокосердных соседей, протянул:

– Я бы не был так в этом уверен.

Последовало всеобщее молчание, после чего он добавил:

– Это наш единственный друг. Когда пробьет его час, нам придется бежать – и это если повезет.

– Это так, – согласился Дэвид, – и мы сами в этом виноваты. Если бы мы защищали страну от короля, а не короля от страны, положение дел было бы совсем иным.

Кляйн вытянул свои пухлые ручки и ослепительно улыбнулся.

– Я же говорил, что, если вы останетесь, будет очень интересно. Вы еще и половины не видели! Новое правительство уже решило нормировать выдачу мяса и бензина!

Все потрясенно уставились на него, а он закинул голову и расхохотался.

– Новое правительство! Я в жизни так не смеялся. Сначала они отказались от англо-французской гарантии. Это было просто; всем кажется, что главное уже позади. Но чем же заняться теперь? Одному пришла в голову идея. Давайте, говорит, закажем каждому большой стол, вращающийся стул, шикарный ковер! Все согласны. Потом встает новый министр иностранных дел. Он был никем, а теперь стал большим человеком. Вызывает меня и велит сделать ему список румынских поэтов. Я кланяюсь и спрашиваю: в каком порядке? Иногда, мол, такой список составляют по принципу литературной значимости. Так наивно! Так субъективно! Почему бы не расположить их по росту, весу, по году военной службы? Хорошо, говорит министр, сделай список по году военной службы. Я предложил, чтобы эти поэты написали стихи во славу великого лидера «Железной гвардии» Кодряну, который умер, но дух его живет среди нас. «Господин премьер-министр, что вы об этом думаете?» Тот что-то мямлит. Что ему сказать? Кодряну ведь был врагом короля. «Мое мнение, – повторяет он, – мое мнение» – и тут замечает меня. Кляйн, спрашивает он, какое у меня мнение? Вы считаете, что это хорошая идея, господин премьер-министр, отвечаю я.