«Ты что здесь делаешь? Наконец, поймал тебя на самом деле», – шепнул он мне на ухо и прошел дальше. Кончилось чтение. Мы встали. Подхожу к Пушкину, здороваюсь с ним, подали чай, мы закурили сигарки и сели в уголок.

«Как же ты мне никогда не говорил, что знаком с Николаем Ивановичем? Верно, это ваше общество в сборе? Я совершенно нечаянно зашел сюда, гуляя в Летнем саду. Пожалуйста, не секретничай, – право, любезный друг, это ни на что не похоже».

И.И. Пущин[47], стр. 77.

1819–1820 гг.

При входе нашем Пушкин продолжал писать несколько минут, потом, обратясь к нам, как будто уже знал, кто пришел, подал обе руки моим товарищам [Баратынскому[48] и Дельвигу] со словами: «Здравствуйте, братцы». Вслед за сим он сказал мне с ласковой улыбкой: «Я давно желал знакомиться с вами, ибо мне сказывали, что вы большой знаток в вине и всегда знаете, где достать лучшие устрицы». Я не знал, радоваться ли мне этому приветствию или сердиться на него…

[В. Эртель[49]?]. Выписка из бумаг дяди Александра. «Русский Альманах» на 1832–1833 г., изд. В. Эртелем и А. Глебовым. СПб., 1832.

Зима

…Пушкин был в театре, где, на беду, судьба посадила его рядом с [Денисевичем][50]. Играли пустую пьесу, играли, может быть, и дурно. Пушкин зевал, шикал, говорил громко: «Несносно». Соседу его пьеса, по-видимому, очень нравилась… он… сказал Пушкину, что он мешает ему слушать пьесу. Пушкин искоса взглянул на него и принялся шуметь по-прежнему. Тот объявил своему неугомонному соседу, что попросит полицию вывести его из театра.

– Посмотрим, – отвечал хладнокровно Пушкин и продолжал повесничать.

Спектакль кончился, зрители начали расходиться. Тем и должна была бы кончиться ссора наших противников, но [Денисевич] не терял из виду своего незначительного соседа и остановил его в коридоре.

– Молодой человек, – сказал он, обращаясь к Пушкину, и вместе с этим поднял свой указательный палец, – вы мешали мне слушать пьесу… это неприлично, это невежливо.

– Да, я не старик, – отвечал Пушкин, – но, господин штаб-офицер, еще невежливее здесь и с таким жестом говорить мне это. Где вы живете?

[Денисевич] сказал свой адрес и назначил приехать к нему в восемь часов утра…

– Буду, – отвечал Пушкин.

И.И. Лажечников[51]. Знакомство мое с Пушкиным (Из моих памятных записок). PB 1856, I, № 2, кн. 2, стр. 611–612.

[Денисевича] не было в это время дома… Только что я вступил в комнату, из передней вошли в нее три незнакомые лица. Один был очень молодой человек, худенький, небольшого роста, курчавый, с арабским профилем, во фраке. За ними выступали два молодца-красавца, кавалерийские гвардейские офицеры… Статский подошел ко мне и сказал мне тихим вкрадчивым голосом:

– Позвольте вас спросить, здесь живет [Денисевич]?

– Здесь, – отвечал я, – но он вышел куда-то, и я велю сейчас позвать его.

Я только хотел это исполнить, как вошел [Денисевич].

– Что вам угодно? – сказал он статскому довольно сухо.

– Вы это должны хорошо знать, – отвечал статский, – вы назначили мне быть у вас в восемь часов утра (тут он вынул часы), до восьми остается еще четверть часа. Мы имеем время выбрать оружие и назначить места.

Все это было сказано тихим спокойным голосом, как будто дело шло о назначении приятельской пирушки. [Денисевич] мой покраснел, как рак, и, запутываясь в словах, сказал:

– Я не за тем звал вас к себе… я хотел вам сказать, что молодому человеку, как вы, нехорошо кричать в театре, мешать своим соседям слушать пьесу, что это неприлично…