смысл его в том, что синонимы – это слова не только близкие по смыслу, но и

разные, я бы сказал, далёкие (дистанция – это важно; здесь можно вспомнить deep

1 «невидимые миру слёзы». От неизвестных сетевых поэтов.

21

thoughts, что значит, «глубокие размышления», брата Вильгельма про конька

Гнедка из «Имя розы», Умберто Эко), далёкие по употреблению их в

соответствующих ля-ля-ля; и употребление того или иного синонима, в

зависимости от того же «ля-ля-ля», может перепутать только ино-стра-нец, но

никогда человек, для которого этот язык родной. Правда, вспоминая о невежестве

(ещё будет), и человек невежественный может вставить такое! но, тогда, это и

будет выглядеть таким (тоже ещё впереди). Да, так вот доктор ворвался и

хихикал, и сыпал междометиями, и выглядел, как фигляр на проволоке.

– То есть, Вы хотеть сказать, что ваш Freund облачиться в форму ирониѝя,

напустить на себя вид шут и клоун? Имел форма ирониѝя? Такой смешной ирониѝя

на вид, и совсем такой трауриг внутри? – тут же затеял очередную Intrige (я бы

перевёл это, как склоку) брат Фридриха Август.

– Да! уважаемый, хер Август! И это подтверждает идею вашего брата («вашего

брата»… когда с маленькой буквы, звучит, как известная, снова же с ироничным

оттенком, идиома: мол, «знаем мы вашего брата», поэтому надо с большой, брат

был реальный), подтверждает идею Вашего брата о том, что ирония это форма

парадоксального.

– Schon gut! Schon gut! Aber wo ist das Paradox denn? (Ну-ну! Ладно! Но где

здесь парадокс тогда?) – не унимался брат «2»; брат Август Шлегель, по мнению

специалистов, занимал второе место в их фамильном мартирологе, после брата

номер «1», Фридриха. – Wo ist Paradox denn? (В чём же парадокс?)

Любят эти немцы всё разложить по полочкам. А если не раскладывается?.. в

чём парадокс?! Ирония налицо. Форма на месте. А если форма на месте, то и

содержание тут. Не бывает, все знают, формы без содержания. А содержанием

иронии-формы является парадокс. Вот! Просто, совсем просто! Как говорит

профессор-патологоанатом, когда читает мартиролог пороков и болезней великих

людей, щёлкая при этом пальцами, на манер архивариуса Линдгорста,

высекающего, при этом действии, из них (из пальцев) искры: «Вкус, вкус языка!

Разве есть такое преступление (щёлк!), такое оскорбляющее, хоть и сами небеса,

действо (щёлк!), такая разъедающая человека язва (щёлк!), такая скабрёзность,

неприличность, нелогичность, одиозность, пустопорожность, стыд и срам, ложь и

бессмыслица (щёлк, щёлк, щёлк, щёлк), которые не могли бы с помощью

хорошего языка, с помощью чувства языка, вкуса языка выглядеть

привлекательными? (щёлк!)

В чём парадокс, в чём парадокс?

– А парадокс в том, что от него ушла Софи!.. ах, даже не ушла!.. – не ответил

ему на это наш профессор, прозревший, проникший в это тогда, когда к нему, с

мороза, ворвался его друг, друг парадоксов доктор Жабинский.

– Так парадокс-то в чём? – не унимался брат.

Министр Гёте тоже заметался zwischen (между) своими междометиями: «Ach!

Leider! O, Mond! Für wahr! In der Tat! Aber ach! O Tod! Mann!, Mensch! Junge,

Junge! Oje!»

22

Министр тоже не понимал в чем же здесь парадокс (говорят, у министров

бывает, знобит, когда речь заходит о парадоксах). Помните, обозвал

Гофмановский горшок вазой? да и вообще надо сказать, что золотистые змейки1

наводили на него страх и приступы паранойи (paránoia).

– А парадокс в том, что Софи ушла… не ушла… решила… нет, не решила…

вместе… втроём!.. – взорвался оскорблённый непониманием, недопонятый

(хорошо хоть не недоношенный, не недорезанный, и не нежилец совсем)

профессор.

Это случилось и было фактом реальной жизни, но представить себе это и,