– Как это? – не понял Валет.

– А вот так, что будто передние ноги у этой коровы налево пошли, а задние – направо. Вот оно че. Так, значит, то не корова была, понимаешь, а два черта выходили посмотреть, нет ли кого, чтоб загрызть. И повезло мне просто – поздно я уже вышел. Они, видать, стояли, ждали кого-нибудь, чтоб прихватить себе на завтрак, а я уж днем шел. Вот после этого боюсь по кладбищам-то.

Валетов тихо захихикал:

– Ты, наверно, всю эту херню сейчас сам и сочинил.

– Ага, – согласился Леха, – сочинил. Только теперь в чертей верю. Я ж тебе не договорил. Следом за копытами – и за передними, и за задними, что в разные стороны пошли, – небольшие такие прочерки тянулись, ну понимаешь, черти шли и хвостами снег сбивали. Вот че.

– Тьфу ты, – сплюнул Валетов. – Ну ты напридумываешь.

– Фантазии у меня мало, чтоб такое придумать. Это пережить надо. Я после того домой пришел и два дня на улицу носа не казал. Ведь не могло мне почудиться – охотник я, и следы сто пудов читаю.

Приехали неведомо куда. Леха вначале вышвырнул из кузова Фрола, потом вылез сам. – Ну ты как, не ударился? – заботливо справился здоровый у мелкого.

А тот стоял с раскрытым ртом и ничего не говорил. Леха огляделся.

– Блин, – прошептал он, – так мы на самом деле на кладбище-то приехали. Че тут забыли-то? Чертей пугать?

Подполковник, одетый в гражданское – джинсы и болоньевую куртку, – стоял, засунув руки в карманы. Когда машины подъехали, он переговорил с выбравшимися капитаном и лейтенантом.

– Здорово-здорово, передавай привет Стойлохрякову. Местечко, может, для ночных прогулок и не очень, но так уж получилось – где была возможность, там и прятал.

Тем временем из багажника «нивушки» достали две саперные лопатки и торжественно вручили их Лехе и Валетову.

– Ну че, пошли, – скомандовал подполковник, и мужики вошли на территорию кладбища.

Шли вначале по широкой дороге, и света от луны хватало для того, чтобы они могли разобрать путь.

– Нехорошо по ночам покойников тревожить, – голос Валетова был спокойный и тихий. Раздался в темноте щелчок. Это Простаков вдарил по башке мелкому, для того чтобы он всякую чушь не нес – и без этого стремно. – Поселок маленький, а кладбище большое, – продолжал Валетов, уклоняясь одновременно от руки своего напарника. – Что-то дохнут тут часто, видать, и мертвецы беспокойные.

Пройдя по центральной аллейке, свернули налево и пошли ближе к ограде.

– Ну и местечко. – Мудрецкий плелся следом за подполковником и капитаном.

Рядом с ним шли Вован с Коляном. Никто не бубнил. Люди все больше прислушивались и присматривались. Тем более после водки всякая фигня в башку лезет, а в ночи еще и глюки ярче. Чего только не привидится.

Лейтенант Мудрецкий остановился.

– Ты че? – выругался, наткнувшись на него, Колян.

– Мужики, глянь, стоит кто.

Даже подполковник с капитаном остановились.

– Где? – не понял Вяземский.

– Да вон крест высокий… А под ним…

– Да где?

Тут Мудрецкий вздрогнул:

– Ой, движется. Блеснуло что-то.

– Да ну тебя на фиг, лейтенант, – подполковник после этого еще и выматерился. – Пошли, вон сейчас до места дойдем. Солдатики выкопают добро, унесем в машину, погрузим да уедем. Вот ты начал херню-то нести.

Оставив на время компанию, Матвеич со стаканом водки в руке – не оставлять же этим, они ж вылакают – отошел, чтобы отлить; и, журча в траву, присматривался, вглядывался в темноту. То ли глюки, то ли на самом деле кто стоит впереди на дороге и смотрит на него. Вот жуть-то! Работяга вернулся по-шустрому к компании.

– Мужики! Ходит кто-то по кладбищу!

– Да ладно тебе, – напустился на него языкастый Тулов. – Вон колбаски кусни, опьянел, поди. «Ходит». Кто тут ходить-то будет? Время к двенадцати идет.