Познакомились мы с ним при банальных обстоятельствах – у нас был общий дилер, у которого мы покупали наше треклятое зелье. Он решил меня немного подкадрить… окучить, как это называется на жаргоне, его окружения. Это ему как раз не удалось. Так пару раз за зад попытался пощипать, да под лифчик залезть, а сделать толком так ничего и не смог, я не дала. Его деревенские повадки не вызывали в моей душе нужных вибраций.


– Вован уже приехал, наверное, мне уже что-то не по себе, говорю я Лехе.


– Да, ща позвоним, отвечает Леха, он сегодня в Бельгию ездил, говорит, там какого-то барыгу нашел со скидкой. Так что думаю приедет сегодня немного позже. Самому уже пора.

– Надо звонить, если не ему, так может Женьку. Они там тоже пару дней назад где-то закупались.

Гудки в мобильном телефоне говорят мне, что линия свободна, и мне остается только ждать своего абонента.

– Але, Женек, это ты? Спрашиваю я, когда трубку на другом конце наконец-то снимают.

– Ага, че надо, отвечает трубка голосом Женька.

– Есть у тя че? Спрашиваю я.

– Ну, – красноречиво признается он.

– Мне бы 200 грамм, картошки фри.

На другом конце Женек понял, что нужно мне два грамма героина. Так мы пытаемся маскироваться на тот случай, если нас или дилера прослушивает полиция.

– Ну заходи, только барахло мне свое не носи, мне баблом нужно, у меня чел, который ваши кишки принимал, на родину откинулся.

Ага, понятно, значит Жекиного перекупщика приняли и депортировали на родину. Расшифровываю я для себя. и вешаю трубку.

– Ну что ж облом у нас с Жекой, объявляю я Лехе. Нужно наши богатства в золото переплавлять, за товар нам ничего не светит.

– Мда, облом… значит нужно….

– Опа…. Вот это настоящий облом, говорю я Лехе и показываю пальцем на группу товарищей в иноформенных рубашках, продвигающихся к нашему скверику. Бежать отсюда некуда, выйти можно только через ворота, а к воротам как раз приближаются «блюстители». Как они нас нашли, остается загадкой, только если разве, кто-то навел. Сердце у меня начинает учащенно биться, чувствую, как холодок пробежался по моему лбу. Как-то мне не по себе становится… Причем, боюсь я не их возмездия, боюсь я того, что теперь мне дозы не видать и снова начнутся ломки. Я панически боюсь этого невыносимого состояния, когда ничего в этой жизни тебе не может помочь, когда ломает и выкручивает все кости, и хочется выть на луну. Я ненавижу себя за эту зависимость, и еще больше я ненавижу себя, за то что ничего не могу с этим сделать, и за то что я с Димкой связалась, думала, что люблю его, что смогу построить с ним свое счастье… Одним словом, прокрутила всю свою биографию, нашла ошибки, выявила недостатки, но исправить их уже не успела. В этот момент, Леша подорвался с места, и шмыгнул через высокий забор в задней части двора.

– Вот сука, подумала я, если уже смылился, так хоть сумку бы прихватил, улик бы не было…

– Документики покажите пожалуйста, и сумочку вот эту, которая рядом с вами, откройте. Это же ваша сумочка…

– Да, отвечаю я через какой-то смутный туман, помутнивший мое сознание.

– Прекрасно, говорит голос, именно это мы и искали… Вот это и это, уже объявлено, как украденное… А чеки у вас есть на все ваши покупки? Спрашивает меня человек с кобурой на

поясе.

– Нет, отвечаю я, я нашла эту сумку здесь, начинаю выкручиваться, хотя прекрасно понимаю, что там обязательно имеется куча свидетелей или еще лучше видеозаписей с моими подвигами.

– Ладно, пройдемте с нами.

– Заходите пожалуйста в камеру, говорит мне пожилой надсмотрщик в зеленой полицейской рубашке.

Меня привезли в полицейское управление, и предлагают посидеть в камере, пока господин полицейский найдет время меня допросить.