Конечно, мы были стопроцентно советскими людьми и верили в социализм. Но в своей вере мы не были слепы и замечали все недостатки. Если по-настоящему окунуться в то время, то осознаешь, что в нем сошлись великая вера в наш строй, наш народ, партию с ее генеральными секретарями и другими руководителями и выработанные этой же верой чудовищные проявления предательства, пренебрежения товариществом, братством, карьеризм и «стукачество».

В конце 50-х годов, уже после XX съезда партии, развенчавшего Сталина, возник такой анекдот: «Малыш подходит к матери и спрашивает:

– Мама, Ленин хороший?

– Хороший, – отвечает мать.

– А Сталин?

– Плохой.

– А Берия?

– Тоже плохой.

– А Хрущев хороший?

– Чего ты привязался – хороший-плохой, плохой-хороший? Помрет – узнаем».

Это я говорю о том, как быстро менялось отношение к истории, к историческим фигурам уже на моем веку.

Первые стихи, в которых я изобразил себя стариком

Сегодня мы немного поговорим о стихах. Меня всегда занимала поэтическая форма. Вот если ты возьмешь стихи Пушкина, Лермонтова или Блока и попытаешься передать их содержание своими словами, то увидишь, как вдруг исчезнет то, что составляет суть поэтического слова, – живая человеческая душа. Яркая строка завораживает, заставляет подчиниться эмоциональному напору, передающемуся от стихотворения к стихотворению, его ритму. Такой отклик в душе другого человека, читателя, и есть главное условие поэзии. А слова, сказанные в другом порядке, не производят никакого впечатления…

Мне неизменно приходят на ум мои вызывающие сегодня улыбку детские стихи. Первое стихотворение я сочинил еще в шестом, может, седьмом классе. Я помню до сих пор то, что я тогда написал. Произошло это на занятиях в нашем школьном литературном кружке. Васильев как-то предложил нам:

– Ребят, попытайтесь написать стихи. Я вам тему не даю, пишите все, что вам в голову взбредет, но в стихотворной форме!

Мы переглядывались и смущенно улыбались, не понимая, что кроется за этим заданием. Однако потом зашевелились, заскрипели металлическими перьями. А немного погодя, проверив наши работы, учитель сказал:

– Ну что ж, дети, результаты этого творческого эксперимента оказались очень интересными. Попробуем их вместе разобрать. Вот, например, что написал Витя Климов. Витя, ты ученик седьмого класса, а уже вспоминаешь «юности дни».

И он вслух прочел мое стихотворение:


На окне в бледном свете луны
пламя свечки горело так тихо и робко.
И, глядя на него,
вспомнил юности дни,
когда бегал, шутил,
походил всем на пробку.
В бурном море людском
меня били, топтали,
но затопчут – уйдут,
и я вновь подниму свою голову так,
чтобы все увидали.
А теперь я старик:
сбили меня, изогнули.
Посмотрел он кругом, головою поник,
пламя гордое свечки задули…

Все засмеялись, зашумели. Я тоже засмеялся, так как на слух мои стихи мне показались смешными, но затем резко покраснел от смущения.

Когда шум в классе немного стих, Васильев произнес:

– Вы напрасно смеетесь. Витя чувствует музыкальный ритм стиха, подобрал очень интересные образы и сравнения. Конечно, есть несоответствие между образом несчастного старика и реальным возрастом автора. Это и вызывает ваш смех. Но как раз в силу открытости миру личность поэта легко устанавливает контакты между разными мирами и временами. Например, Пушкин в юности тоже воображал себя стариком. Так что пробуй, твори и дальше, Виктор. Первый раз не получится, пробуй второй, не получится в девятнадцатый, не бойся двадцатого и тридцатого. Больше работай над языком, над формой и содержанием. Этот дар тебе не помешает в жизни.

Мы провели таким образом разбор наших стихов, идя от содержания к форме, в которой это содержание выражено, то есть путем практического усвоения образного языка. Васильев еще успел нам рассказать, что такое ямб и хорей, и познакомил с трехсложными размерами – дактилем, амфибрахием, анапестом. Только мы втянулись, так благодарны ему были, и его вдруг арестовывают. Ты уже знаешь об этой истории…