– Я был нехорош, – самокритично признался Козлов. – Явно перестарался. Хватил лишку.

– Все мы хватили лишку, – обер-лейтенант улыбнулся. – И впали в детство. Кубиками начали забавляться.

– Взрослым тоже скучно без игрушек, – Козлов сделал вид, что истинный смысл этой вчерашней забавы до него не дошел.

– Но для нас иные игрушки придумали, – сказал обер-лейтенант и вдруг спросил: – Вы в шахматы играете?

– Немножко.

– О, это очень, очень интересно. У меня давно не было настоящего противника. Сразимся?

И, не дожидаясь ответа, полез в письменный стол: там у него хранились шахматы.

Он играл осторожно, долго обдумывал каждый ход и не рисковал. Почувствовав у противника некоторое позиционное преимущество, предложил размен ферзей. Бауэр явно стремился победить. И все же он просмотрел в общем-то не сложную комбинацию: продвинув от слона пешку, Козлов объявил шах его королю. Пешка оказалась под конем и взяла его. Бауэр заерзал на стуле. Потеря фигуры лишила его надежды на выигрыш. Конечно, он еще мог некоторое время сопротивляться, оставаясь с двумя ладьями и несколькими пешками, но этот русский, умеющий лучше его видеть шахматную доску и точнее рассчитывать каждый ход, наверняка не уступит. Вести же дело к поражению Бауэру не позволяла его арийская кровь. Он провел по доске рукой и смешал фигуры.

– Ладно, поговорим о деле. – Его лицо сразу же обрело серьезное выражение. – Вы, конечно, догадались, что я пригласил вас не ради шахмат. Точно так же и вчерашняя пирамида из кубиков не была детской забавой. Я вижу, человек вы умный, наблюдательный. Господин Козлов, скажите откровенно, где вы сейчас находитесь?

– Мне кажется, это орган немецкой военной разведки.

– Да? – удивился обер-лейтенант, не ожидавший столь прямого ответа. – А почему?

– Сегодня утром к вашему штабу подошла машина… Тот самый черный лимузин, на котором привезли нас.

– Ну и что же?

– Вероятно, эта машина принадлежит вам?

– Да, это мой «оппель».

– Так вот, из вашего «оппеля» вышли двое в советской военной форме. Да еще при оружии…

– О, вы действительно наблюдательны, черт побери! – воскликнул Бауэр, и в его голосе удивление смешалось с радостью. Обер-лейтенант все больше убеждался, что он имеет дело с человеком, из которого можно подготовить настоящего разведчика. Темнить дальше нет смысла, пора сказать правду. – Вы действительно не ошиблись, – продолжал Бауэр. – Вы находитесь в одной из немецких частей, осуществляющих разведку. Если говорить точнее – так называемую агентурную разведку. Буду краток. Мне нет надобности доказывать вам, господин Козлов, как я уважаю и ценю вас Мы уже сделали для вас очень многое, ведь вам угрожала смерть. Если вы согласитесь сотрудничать с нами, пошлем вас в школу. Там пройдете специальный курс. Затем вас направят в тыл Красной армии. Жена будет жить у нас, и, поверьте мне, она ни в чем не испытает нужды. Пожелает работать – может работать; нет – значит, нет.

Он помолчал, но не потому, что собирался с мыслями. Бауэр отлично знал, что ему говорить дальше, и эту паузу он делал только ради Козлова: пусть хорошенько осмыслит сказанное.

– Все это будет, – медленно, почти по слогам произнес обер-лейтенант, и тоном, и жестами подчеркивая важность сказанного. – Будет, если, конечно, вы согласитесь. А не согласитесь, – он опять помолчал, – мы вынуждены будем – повторяю: вынуждены – отвезти вас обратно. В лагере вас, наверное, поместят в камеру, в которой вы уже провели одну ночь. За все дальнейшее ручаться не могу… Я не жду от вас немедленного ответа. Посоветуйтесь с женой, сегодня я разрешу вам встретиться, все взвесьте, а завтра позову. Ясно?