Поповна перевела взгляд на хозяйку дома. Несколько мгновений ее «бедовые» глаза воевали с ясными глазами Софьи. Потом Саша отвернулась.

– Мне кажется, – Софи осторожно подбирала слова, желая успокоить отца Василия, – на самом деле не все так страшно.

– Как же не страшно? – удивился батюшка. – Губит же неразумное дитя тело и душу.

– Вера – та обитель, в которую всегда можно вернуться, – Софи озвучивала то, о чем задумывалась уже не раз. – Но чем сильнее к ней подгонять, тем дольше будет обратный путь. В народе не зря говорят – невольник не богомольник.

«Мне другое страшно…»

Действительно, в том, что Саша могла отвратиться от веры, не было ничего необычного. Время такое, да и возраст… Можно было даже списать на влияние Вильегорова. Если бы не это тревожное, пугающее ощущение, что молоденькой девушкой овладевает одержимость. И храм Сашу просто… пугает.

– Все-таки что-то здесь не так…

– Что не так? – священник посмотрел на Софью с испугом.

– А, простите, – она встрепенулась. – Это я просто… Поговорю с Сашей прямо сейчас.

– Вот уж будьте так добры, Софья Михайловна! Премного благодарен, да хранит вас Бог. Сашенька всегда любила вас и уважала. Надеюсь, послушает.

– Сейчас она не будет никого слушать. Но я все-таки попробую.

– Саша никогда не была послушной девочкой. Без матери-то понятно, няньки разбаловали. Да и я сам, чего греха таить. А все-таки она девушка добрая и сердечная. Вот только если кого-то невзлюбит, так это навсегда. Помню, еще махонькой она была, когда госпоже Поляниной не понравилось, что дочка моя в Великий пост слишком ярко одета. Выговорила мне. Сашенька тогда огрызнулась, заступилась за отца. А потом заплакала… И не смог я ее наказать-то, рука не поднялась, а с тех пор всегда хмурится, когда слышит имя этой барыни. А та больше в наш приход ни ногой.

– Какое безумие – обидеться на ребенка! – возмутилась Софи. – Барыня Полянина – она бабушкой приходится Петру Петровичу, нынешнему помещику Приозерного?

– Все верно. Бабушкой по отцу.

– Госпоже Поляниной меня супруг представлял, а с внуком я как раз сегодня познакомилась. – Софи немного поколебалась, ей не хотелось вовлекать в сплетни такого человека, как отец Василий, но все же спросила: – Может быть, вы слышали, батюшка, что-то такое говорят про расторжение его помолвки…

– Болтают люди, да. Дескать, отказать такому человеку – надо ума лишиться. А я вот думаю, не постаралась ли тут как раз она – бабушка Мавра Андреевна… Если невеста внука ей не понравилась… Впрочем, это уж сплетни и домыслы, удержу-ка я лучше свой грешный язык. Да вы Романа Захарьевича порасспросите. Он доктор, во многие дома вхож. Отец его покойный, Захар Степаныч, тоже врач, дружбу водил с Маврой Андреевной.

– Вот как? Не знала. Впрочем, не было причин допытываться. Я слышала, что с невестой господина Полянина связывают еще барышню Людмилу Сомову, а у нее свое несчастье.

– Ох, да какое несчастье! Упаси всех Господь. Очень жалко мне Людмилу Игнатьевну. Она наш храм любит, приезжает на службы, в гости заглядывает и всегда по-доброму общается с Сашенькой. А тут такое… Жених сам себя жизни лишил. Убил себя из пистолета.

– Но почему он это сделал?

– Кто ж теперь скажет… Говорят, никаких записок, ничего такого не нашли. Бесы хитры, человека так могут закрутить, что он не понимает, что творит.

– Похоронили Константина Сомова без отпевания?

– Ну, так уж заведено с самоубийцами, что поделать. Жалко только, что Людмила Игнатьевна вообще ничего мне не сказала. Я бы пришел, сам от себя помолился, Псалтирь бы почитал… Кто знает, а вдруг человек на голову болен стал, вот и начудил… Хотя, может, другого какого батюшку позвали, мне про то ничего неизвестно.