Йозеф растерялся. Это короткое и емкое слово, похожее на заклинание он еще раз повторил про себя: «Существо». Йозеф увидел иную картину. Фотография господина Санчеса, которая примелькалась на страницах Интернета, исчезла и вместо нее всплыла угловатая уродливая тень человека или неведомого животного. Слово «существо», как крючок выудило из глубин сознания пугающий образ то ли мутанта, то ли хищного зверя, приготовившегося к броску. Но это длилось мгновение. Это было разыгравшееся воображение, решил Йозефа.

– Ну, у вас и фантазия, господин Фарме. Существо? Что вы имели ввиду?

– Ни мужчину, ни женщину, а так. – Французский философ явно подтрунивал над собеседником. И Йозеф догадался, на какое существо тот намекал. Имя этого монстра родилось в лоне христианского мифа. Антихрист – так звали этого урода.

– Допустим. Но давайте прикончим тему.

– Наконец-то, первая здравая мысль! – обрадовался Фарме. – Действительно, хватит. Пора оторваться от наших земных забот. Встретимся через час на горнолыжной базе. Договорились?

Все согласились.

Они оторвались от земных забот: дышали наэлектризованным свежестью воздухом, купались в белизне пейзажей и веселом искрении снегов. Действительно, если отстраниться от счастливого гама туристов, то у подножья пика Маттерхорн царствовала девственная тишина. Та тишина, которая, пожалуй, и стояла в мире, когда до рождения человечества на планете были еще тысячелетия и тысячелетия.

Они вновь катались с гор. Откуда взялись силы – неизвестно. Но усталость все же обволокла их теплой волной, и это была та приятная усталость, что обостряет ощущение радости, когда опускаешься в объятья теплой ванны, а затем переносишь ноющее тело в пахнущую чистотой постель.

Позже, через час, Фарме напросился в номер к Йозефу. Тот предложил одеться теплее и выйти на террасу.

– Ладно, Йозеф, бросьте вы думать о Габриеле, – улыбаясь, произнес Фарме. – Если вам нравится говорить на серьезные темы, то говорите, а лучше получайте удовольствие. Наслаждайтесь тишиной и красотой вдали от шумных городов. Жизнь нам все-таки для удовольствий дана. Пусть эти удовольствия маленькие и ненадолго. Мы ведь почти на вершине мира. Там внизу идут люди, те же лыжники, а солнце над их головами яркое и чистое, будто его вымыли. – Фарме ненадолго замолчал, удобнее устраиваясь в шезлонге. – Йозеф, можете не обращать на мою лирику. Просто у меня сегодня хорошее настроение. Даже трудно поверить, что я здесь. Будто не со мной происходит. Жизнь – удивительная штука. Вот, например, мегаполисы. Мы здесь сидим с вами, а люди спешат-торопятся в далеких городах. Я тоже боюсь чего-то не успеть, но не сейчас. Похоже, это место так влияет. И ты задумываешься, а к чему суета? Может, все блага цивилизации есть не более чем предрассудок? Не все, конечно, но возможно, человечество на своем горбу тянет непосильный груз и от части груза стоит избавиться? Кто знает, может, смыл эволюции в избавлении от этой части? Вы как считаете, Йозеф?

Йозеф, подняв воротник свитера, проговорил:

– Наверно, смысл эволюции в стирании различий между субъектом и объектом.

– А вы идеалист.

– Да неужели!

– Не злитесь.

– А я и не злюсь.

– Ну, и замечательно. И все ж, вы считаете, если говорить упрощенно, эволюция направлена от материального к идеальному?

– Нет. Насколько вам известно, материализм и идеализм это лишь инструменты познания мира. А я думаю так: эволюция человечества есть движение от нарушенной гармонии к полному ее восстановлению посредством преодоления разрыва между субъектом и объектом.

– И все ж вы идеалист. Разве такое возможно?