Так прошел июнь. И только в первый день июля вместе с рассветом солнце появилось снова. И не просто засветило, а пригрело деревню так, что к обеду ачемяне наконец-то поверили, что на дворе уже июль. Лишь жидкие, словно застывшие в росте березовые листочки напоминали о неприветливом начале лета. Народ вспомнил об отложенных сезонных делах и забавах. Соскучившиеся по теплой водице ребятишки с самого утра обсуждали места скорого купания. Старики подоставали из сундуков и развесили по заборам шерстяные вещи на просушку, а на бельевых веревках и жердях затрепыхалось выстиранное накануне белье.

Но теплое счастье продолжалось недолго. С обеда непогода, словно огромным злым языком слизнула с небосвода жаркое светило, оставив на его месте тяжелую свинцовую тучу. Привычная за последние дни унылая погода вернулась на землю. А к вечеру небо уже полностью заволокло тучами, и подул холодный северный ветер. Июнь снова вернулся в деревню.

Однако Ивану Емельяновичу Ларионову вместе с его немногочисленным семейством погодные катаклизмы не омрачили приподнятого настроения. За радостными домашними хлопотами они и не заметили, что к вечеру воскресенья от лета не осталось и следа. Никто из них не обращал внимания на вернувшееся похолодание, и все еще расхаживали по двору в легких летних нарядах. Да и до погоды ли им было, если вместе с долгожданными лучами солнца с военной службы пришел старший сын. Младший Витька дома был уже почти год, хотя и ушел в армию позднее. А вот Толька вернулся лишь сегодня, потому как после срочной по просьбе начальства отслужил еще полтора года на сверхсрочной.

– Толька с бани придет, и будем садиться, – хлопотала рядом с принесенным во двор столом Евдокия Гавриловна. – Витька, тебе обезделья26. Сбегай-ка за Граней. Скажи, чтобы обязательно пришла вместе с матерью. Пусть с нами посидит. Толеньке приятно будет. И помело27 отнеси. Батько даве28 им сделал.

– Ой, мать! Да, нужна она нашему Тольке, как телеге пятое колесо, – попытался отговориться Витька, покуривая на крыльце. – Он в город уедет и там на городской жениться. Я-то уж знаю. Ему рыжие и длинные не нравятся. Худая, одно косье29. Тем более с конопушками на носу.

– Какая она рыжая? Волосы, как солома. У кого еще краше будут? А худоба ей к лицу. Красавица, одним словом. Понимал бы чего. И не перечь матери. Тебя не спросили, – прикрикнула на сына мать. – Я Клавдию позвала. Пусть и дочка с ней придет. Соседи все-таки. А Клава нянчилась с Толенькой. Как она его маленького любила, – мечтательно проговорила Евдокия Гавриловна.

– Она и со мной нянчилась, а ты чего-то ее с Граней не позвала, когда я вернулся, – Витька выпустил клуб дыма, загасил о землю окурок и там же его и оставил.

– Так ты будто не знаешь, почему?

– Да, помню, помню. По Семену Петровичу поминки были, – вставая со ступеньки, произнес Витька.

– Ну, а чего тогда разговор заводишь. Семен, как с войны вернулся, все болел, все болел, – вздохнула мать.

– Ладно, схожу, – проговорил Витька, глядя на потушенный окурок. – Может, в доме посидим? Не май месяц, – усмехнулся Витька своей шутке.

– Да, кабы, май, то не хуже было. Отец придет, тогда и решим. Если скажет в избу идти, то пойдем. Не проводили тогда толком Толеньку, так хоть встретим по-человечески, – ответила Евдокия Гавриловна, расстилая на столе скатерть.

– Будто барина ждете али господа бога. Прости мою душу грешную, – вступила в разговор показавшаяся на крыльце Евдокия Антоновна. – Испотачили30 парня. Робить не хочет, вот в город и норовит.

– Да, ладно, мама. Толя так решил. Чего ему у нас жизнь гробить. В городе человеком станет. Ты, мама, рано не ложись. Посиди с нами.