Возможно, он лежал бы так еще долго, но севшая на нос стрекоза вернула его к реальности. Оманов смахнул не прошеную гостью рукой, медленно поднялся и побрел к берегу. Идти домой в мокрой одежде не хотелось, и Гаврила направился к ближайшей бане немного обсохнуть. Устроившись в тени, прикрыл рукой глаза. Едва он задремал, как совсем рядом громко брякнула щеколда. Звук повторился и следом послышался скрип открываемой двери.

Оманов открыл глаза и прислушался. Внутри бани послышались чьи-то шаги, а спустя минуту Гаврила услышал звук переливаемой воды. Лишь только журчанье стихло, как с улицы послышалось негромкое покашливание.

– Григорий Пантелеевич, нешто баньку решил стопить? Кабыть не суббота, – донесся до него голос Варвары Чупровой.

После этого женщина замолчала и снова закашлялась.

– Ты бы вышел на улицу. Потом управишься, – справившись с недугом, договорила она.

После небольшой паузы снова скрипнула дверь.

– А у нас в милиции выходных нет. Когда служба позволяет, тогда и отдыхаем, – проговорил вышедший на улицу Конюхов. – Ты чего прохлаждаешься, Варвара Сидоровна?

Гаврила пошевелился, и хотел уже выйти к ним, но что-то его удержало. Он прикрыл глаза, притворяясь спящим.

– Да, я ведь, то так. Знаю, что денно и нощно на службе. Мне сегодня шестой десяток пошел. Вот бригадир и отпустил раньше. Иду мимо, а тут ты.

– Мои поздравления, – равнодушно проговорил Григорий.

– Чего? – переспросила Варвара. – Ты громче говори.

– Поздравляю, говорю, – повысил голос Конюхов.

Чувствовалось, что присутствие Варвары не доставляет ему особой радости.

– Я чего тебя отвлекла-то, – чуть понизив голос, проговорила та.

– Если ты о Лизке справиться пришла, то мне тебе нечего сказать, – произнес Конюхов. – Ответ на запрос я тебе показывал. Осуждена. Где и что сейчас с ней не знаю.

– Значит не нужно золото тебе, товарищ милиционер.

Последние слова Чупрова сказала негромко, и Гавриле пришлось напрячь слух, чтобы расслышать.

– А чего мне с тобой о том говорить? Все одно ничего не скажешь.

– Лизку вернешь, скажу. Все, что Серьга нашел и увез, твое будет, коли найдешь, – после небольшой паузы сказала Варвара. – Все, о чем знаю, расскажу. Не вернется Лизка, умру, но ничего не скажу.

– А чего тебе Лизка?

– Я тебе в прошлый раз все сказала, Гриша и повторяться не буду. За хорошую женку заступиться некому.

От услышанного Гавриле стало не по себе. Понимая, что стал невольным свидетелем того, что знать ему не следовало, он перевернулся на живот и тихо пополз прочь от бани. Завернув за угол, прижался спиной к стене и затих. И сделал это как раз вовремя, потому как Конюхов шагнул в сторону от двери и посмотрел в то мест, где он недавно лежал.

– Ты чего, Григорий Пантелеевич? – услышал Гаврила. – Враги окружат или почудилось чего? – усмехнулась Варвара.

Больше Гаврила ничего не слышал. Он пригнулся и, стараясь не шуметь, пополз прочь.

– Серьга золото увез. Золото увез, – шептал он себе под нос, усердно работая локтями.

Конюхов намеренно медлил с ответом, прекрасно понимая, что быстро соглашаться нельзя. Не в той он должности, чтобы с подследственным договариваться. И тут не базар, чтобы торговаться. Еще возомнит о себе невесть чего и наболтает по пьянке всякого. Тогда уж мечтать о повышении не придется. И самому можно на его месте оказаться. Хотя все складывалось как нельзя лучше. Он же и так решил не увозить Гаврилу в район. А тут такой подарок от него. Но сделать нужно все очень аккуратно, чтобы у начальства не возникло никаких сомнений.

Глядя в окно на играющую в снегу малышню, Григорий пытался припомнить, что именно говорила Варвара о ноже. И не когда при свидетелях дознание проводил, а потом много лет спустя. Общались они несколько раз, но о ноже женщина упомянула лишь однажды – после того как арестовали Лизку. «Серьга с собой кроме золота ничего не взял. Мешочек с едой и нож. Он им пошто-то