А вот как сказать Янису о желании вернуться к своим? Как он отнесется, как воспримет его намерение покинуть деревню? Уйти не прощаясь? Такой мысли он даже не допускал. Янис, конечно, сможет понять его. А Илга? К ней Павел тоже привязался. Он пытался не думать о других более глубоких чувствах к этой латышской девушке. Но всё равно, что-то щемило в груди. Что-то притягивало несмотря на то, что где-то там его ждет Лиза. Сама мысль о расставание с людьми, которым он обязан жизнью, доставляла Павлу страдания. На фронте проще. Ранили, в госпитале вылечили и обратно в часть. А тут не так. Всё не так.
За этими мыслями и застала его Илга. Она дотронулась рукой до его лба, случайно задев небольшой шрам, оставшийся после ранения. От прикосновения Павел чуть дернулся.
– Ой, извини. Хотела температуру потрогать, – искренне расстроилась девушка.
– Ничего страшного. Нерв, видно, задет, вот и дергает, когда касаешься раны.
– Ты прости, но шрам у тебя забавный получился. Будто курица лапой наступила, – выпучив вперед нижнюю губу, она внимательно рассматривала красный рубец. – Да, я чего пришла. Папа к ужину зовет, пойдём, – и, не дожидаясь ответа, повернулась и вышла из комнаты.
Павел проводил ее взглядом и снова попытался поймать надоедливую муху. И на этот раз муха всё-таки оказалась в его руке. Послушав, как она жужжит в зажатом кулаке, он разжал ладонь. «Может, дай Бог, и я вот также как муха, выпорхну когда-нибудь из этого дома, – с надеждой подумал он и пошел вслед за Илгой».
Пульпе сидел за столом, скрестив руки на груди. «Что-то сказать надумал, – подумал Павел». Он давно подметил за хозяином дома такую особенность в поведении. Всегда, когда Янис сидел со скрещенными руками, означало, что тот хочет сказать что-то важное. Павел стал немного понимать латышский язык, по крайней мере, в житейских ситуациях мог уже объясняться. Но, когда они говорили с Янисом на темы, не касающиеся быта, без Илги им было не обойтись. И хотя особых секретов у Яниса от дочери не было, однако присутствие Илги всё-таки накладывало отпечаток на то, что он говорил. Но сегодня он решил быть предельно откровенным. В конце концов, то, что Пульпе собирался сказать, касалось и Илги.
Янис, сначала сказал несколько слов дочери, после чего встал из-за стола, и подошёл к Павлу.
– Папа сказал, что сначала он всё скажет, а потом я тебе переведу. Так ему будет удобнее, – пояснила Илга и кивнула отцу.
Пульпе положил руку на плечо Павла, и немного помолчав, заговорил. За всё время монолога он так и не убрал руку с плеча Павла. Его речь была спокойной и размеренной. Казалось, что в словах его не было никаких эмоций, но Павел чувствовал, что Янис взволнован. Чувствовал, как слегка подрагивает его ладонь, понимал, ощущая как тот, то невольно сжимал его плечо, то слегка похлопывал, а порой поглаживал. Когда он замолчал, то убрал руку с плеча и сел на свой стул.
За столом повисла тишина. Павел, оторвал взгляд от сложенных на коленях рук, поднял голову и посмотрел на Яниса. Увидев навернувшиеся на глаза Яниса слезы, недоуменно перевел взгляд на Илгу. Девушка сидела неподвижно. Сказанное отцом ее не то, чтобы удивило. Нет, скорее поразило. Наконец, она пришла в себя и, взглянув в сторону Павла, стала говорить.
Выслушав перевод, Павел снова посмотрел на Яниса и улыбнулся.
– Я скажу о своем решении утром. Хорошо? – произнес он.
– Хорошо, – ответил Пульпе, и, не притронувшись к еде, вышел из комнаты.
***
Павел проснулся от того, что кто-то тряс его за плечи. Открыв глаза, увидел встревоженное лицо Илги.
– Павел, вставай! – негромко проговорила девушка. – Пошли со мной.