– У тебя есть дети? – «А жена?.. А любовница?..» – хотелось мне спросить, но я сдержалась.

Оуэн резко выпрямился, потом медленно покачал головой и жестом отправил обеих собак обратно во двор. Тщательно заперев калитку, он повернулся ко мне.

– Тетя Мэри, наверное, уже заждалась, – сказал он. – Да и дождь может начаться в любую минуту. Давай-ка я отнесу твои вещи в дом…

Он двинулся к джипу, а я смотрела ему вслед, в его напряженно выпрямленную спину, и гадала, что в моих словах так его задело. А может, дело было вовсе не в моем вопросе, а во мне самой?..

Оуэн без усилий поднял оба чемодана и понес к дому. Он шагал очень быстро, и я бежала за ним чуть не вприпрыжку, крепко прижимая к груди стопку пластиковых контейнеров со своими материалами и инструментами. На полпути к крыльцу Оуэн обернулся и кивнул в направлении оставшихся на тротуаре вещей.

– Можешь за ними не возвращаться, я все принесу.

Поднявшись на крыльцо, он поставил один из чемоданов на пол и, открыв дверь, пропустил меня вперед. Оказавшись в прихожей, я остановилась как вкопанная, с наслаждением вдыхая ароматы специй, жареной телятины и картофеля. Они доносились из кухни, расположенной в конце коридора; оттуда же раздавались голоса бабушки и Кэсси. Сам коридор выглядел обновленным – стены сверкали свежей краской, выходившие в него двери сверкали латунными ручками и петлями, встроенные светильники под потолком тоже были вполне современными. Похоже, Оуэн отремонтировал дом не только снаружи, но и внутри, изрядно потрудившись. Все вокруг выглядело изысканно, современно и элегантно… но в данный момент меня занимало вовсе не это. Из кухни доносились такие аппетитные запахи, от которых у меня громко заурчало в желудке.

– Думаю, обед давно готов, – заметил Оуэн, пристально глядя куда-то в район моего живота.

– Не смешно. – Я отвернулась, но успела заметить, что он чуть заметно улыбается. Мне действительно очень хотелось есть, к тому же коробки, которые я держала в руках, были довольно тяжелыми, и все же я не смогла удержаться, чтобы хотя бы бегло не осмотреть изменившуюся обстановку первого этажа. В гостиной не было любимого папиного кресла-качалки с неизменной вмятиной на сиденье, исчезли и тяжелые портьеры, которые когда-то закрывали широкие фасадные окна (отец предпочитал пить пиво и смотреть телевизор в темноте или в крайнем случае в полумраке). Теперь гостиную заливал яркий дневной свет из большого эркерного окна, а вокруг камина появилось несколько встроенных в стену полок. Стена между гостиной и столовой была разобрана, из-за чего помещение казалось особенно просторным, полным света и воздуха. Остальные комнаты сохранили свой, если можно так выразиться, государственный суверенитет, но стали гораздо более уютными, хотя мебели, выдержанной в теплых коричневатых тонах, было лишь немногим больше необходимого минимума. Внутреннее пространство комнат чрезвычайно оживляли яркие подушки и цветные репродукции на стенах.

От дома, который я помнила и который будил у меня множество неприятных ассоциаций, осталось совсем немного, и я потихоньку с облегчением вздохнула. Даже мне с моим живым воображением было бы трудновато представить, что за этими новенькими дверями меня могут подстерегать призраки прошлого.

Потом мои мысли приняли несколько иное направление. Столь масштабная перестройка всего дома должна была обойтись довольно дорого. Где же бабушка взяла деньги? И зачем она вообще затеяла этот ремонт, который, несомненно, доставил ей массу неудобств?

С другой стороны, это было, наверное, не так уж и важно. В конце концов, что делать со своим домом и когда это делать, было личным делом бабушки. Меня же куда больше радовало, что в этой обновленной обстановке я не испытывала привычной изжоги, которая наполняла мой рот едкой горечью каждый раз, когда я оказывалась под крышей родительского дома. Впрочем, нельзя было исключать и того, что сейчас, когда я столкнулась с более важными проблемами, мне было просто не до воспоминаний.