Остановился у супермаркета. Возле него торгуют пенсионерки. За их фруктами посылают из самого продуктового отдела. Наш ответ капитализму.

– Вот эти персики. Килограмма два.

– Здравствуй, Мишенька, – бабуля подскакивает и начинает воевать с непослушными пакетами. – А посмотри, какие абрикосы! – пока силы не на стороне старости. – Не абрикосы, мёд! Вредный целлофан. А груши не возьмёшь? Сладкие, хоть с чаем ешь.

– Возьму. И малину возьму.

– Экий берун, – ворчливо заметила соседняя торговка, поправляя зелёную косынку. – Лучше бы Карапетяныча взял. А то, как мимо не пройдёт, так, почитай, минус овощ, –старуха подняла соскочивший картофель и водрузила его наверх. – А он между прочим цельный день тут шастает.

– Кто, я?! – тело возмущенного Карапетяныча отслоилось от стены супермаркета.

– Правда, Мишенька, ты бы это, принял меры, а то не сбыт, а сплошное разорение. Я тебе ежевички в подарок положила. Приходи ещё.

– Хорошо, что пока есть, что в подарки класть, – загундосила зелёная косынка, перебирая репу.

– Ты же милиция, – подхватили остальные бабульки. – Обязан бороться с преступностью!

– Держи вора, – заголосила старуха. – Вон, рожа какая довольная. Поди, опять чего-нибудь спёр.

– Кто, я? – едва не заплакал Карапетяныч.

– Да, как милиция я обязан. Бороться. Предъявите разрешение на торговлю.

– Зачем? – испугались бабки.

– Чтобы я мог принять меры. Я же милиция. А тут факт кражи на лицо.

– Какой такой кражи? – недобро прищурилась зелёная косынка.

– Государственного масштаба. Ваша предпринимательская деятельность юридически оформлена? Предположу, что нет. Стало быть, и налоги не платите. То есть вы вор.

– Кто, я? – икнула старуха.

– Вы. Собирайтесь. Карапетяныч, ты тоже.

– Кто, я?

– Ты. Свидетелем будешь.

– А точно свидетелем? Свидетелем я могу, – не без гордости сообщил виновник дискуссии.

– Если в карманах у тебя ничего чужого не найду, тогда свидетелем.

– Да это я купил. В маркете! – воришка обернулся на магазин.

– Чек покажи.

– Не взял.

– Значит, он у кассира остался. Пойдём, спросим.

– А если она выкинула?

– Тогда пусть опознает тебя как недавнего покупателя.

– Вот, – Карапетяныч протянул мне украденные продукты. – Два огурца и редис, больше ничего не брал. Честное слово!

– Твои? – спросил я у старухи.

– Не мои! Я ничего не продаю! Просто так здесь села. Гуляю. Воздухом дышу.

– Ага, и пол-огорода своего припёрла, – засмеялись бабки. – Знамо, тоже воздухом подышать. Оно ж в городке воздух-то чистый. Не то, что у нас, в селе.

– Ничего не знаю. Ничего не продаю! – отчеканила зелёная косынка, гордо сложив руки на груди.

– Значит, он не у тебя украл?

– Не у меня.

– Так, может, это он нашёл?

– Может, и нашёл.

– Карапетяныч, забирай.

– Кто, я?

– Ты. Иди в магазин и жди меня. Без вопросов.

Воришка, понурив голову, сгрёб овощи обратно в карман и проследовал в торговую точку. Я отнёс покупки в машину, кинул старухе-партизанке полтинник и прошёл в супермаркет.

– Выбирай, – наказал я. – Встретимся у кассы.

– А что выбирать? – опешил Карапетяныч.

– Что хочешь. Кроме алкоголя. Алкоголь не куплю.

– А остальное купишь? – от удивления он едва не рухнул на пол.

– Остальное куплю. Это будет плата за твой труд.

– Какой такой труд? Бабку ту посадить хочешь?

– Узнаешь потом.

Я двинулся налево, прикидывая, что мне нужно и нужно ли что-то вообще. Карапетяныч, пошатываясь, ушёл вправо. Набрав всяких мелочей, я подошёл к кассе, где уже как штык меня поджидал воришка. Он улыбался во весь рот, радуясь, что, наверное, впервые в его руках не кража, а покупка.

Мужик он неплохой. Просто неумный. Вырос в детдоме. Семью, если таковая вообще была, не помнит. Младенцем его подбросили в больницу, прикрепив к ножке записку с именем и фамилией. Авик Карапетян. Стукнуло по макушке совершеннолетие, выпустился из приюта, украл. По мелочи. Безобидно. Его, конечно, поймали. Осудили. Дали немного, но отсидел от звонка до звонка. Никто его не навещал, как и в детстве.