– Ключи не потеряли?

Помнится, я испугалась её вопроса. Впрочем, это было скорее замешательство, нежели испуг – стыдливая неловкость и безграничное отвращение к происходящему. Тревожные беспорядочные мысли вихрем пронеслись в голове: «Не потеряли ли мы ключи от кабинета, закрыли ли директорскую дверь?» Ты стала судорожно рыться в карманах, но вместо искомых ключей выудила вторую конфету.

– Ну, вы и суки, Раз-Два! – захлебнулась от негодования рыжеволосая Спринтерша. – Теперь нам всем капец. Я же просила одну. Две – слишком заметно.

– Мы случайно взяли две, каждая по одной, – не моргнув глазом ответила ты, – в темноте слишком темно и ни черта не видно.

– Нам тоже хотелось попробовать, – попыталась оправдаться я, – но только не в кабинете.

Наши действия, столь несхожие между собой, вызвали совершеннейший ступор у Спринтерши. Вероятно, она думала, что мывсегда поступаем одинаково. Она, очевидно, была не в силах выговорить ни единого слова.

– Вы, кажется, затеяли действовать вразнобой, – она проворно поднялась с кровати, чтобы опомниться. – Вы точно сросшиеся, или вы нарочно меня дурачите?

Вместо ответа я протянула ей найденный в кармане ключ.

– Ладно, валите уже спать, – пробурчала Спринтерша, спрятав конфеты себе под подушку.

Не имея желания продолжать беседу, мы молча направились к своей кровати, нечаянно столкнувшись по пути с Соплёй. Та взвыла от боли, обхватила голову руками и потихоньку поковыляла дальше – к койке Спринтершы за ключами. Полубаба не спала. Облокотившись на подушку, она безучастно наблюдала за происходящим.

– Какие шустрые вы, однако, даром что на четырёх ногах. Мне бы лучше отдали одну, зачем вам столько? – и тихая, безобидная улыбка промелькнула по её приплюснутому лицу. – Как всё прошло-то?

Мы словно только и ждали этого вопроса. Но когда бессвязным шёпотом, невольно перебивая друг друга, мы поведали всё, что с нами случилось, Полубаба разразилась таким безобразным и хлюпающим смехом, что нам вновь стало не по себе.

– Да вы совсем наивные, – наконец-то выдавила она из себя. – Неужели вы ничего не знаете и ничего не ведаете про это?

– Конечно, знаем, – обиделась ты, – и ведаем больше некоторых!

К тому времени мы были в курсе того, что происходит между двумя повзрослевшими людьми, когда рядом никого больше нет. Некоторые наиболее продвинутые сами рассказывали о своих похождениях. Но рассказы – это одно, другое дело – увидеть это собственными глазами. На секунду меня охватило глубочайшее отвращение, потом наступило гнетущее чувство слабости и, наконец, я пришла в негодование.

– Скажи, зачем они это делают? Ведь это же больно!

– Ну, вы ваще тупые, Раз-Два! Вы что, в пещере родились? – едва сдерживаясь от хлюпающего смеха, давилась Полубаба. – Кто вам сказал, что это больно? Хотя, – вдруг с сомнением добавила она, – это может быть не слишком приятно.

– А ты хоть раз сама-то пробовала? – ворчливо поинтересовалась ты, – или знаешь об этом только понаслышке?

Не удостоив нас определённым ответом, лишь презрительно фыркнув, Полубаба немедленно уронила голову на подушку и нарочито громко захрапела. Вскоре ты тоже уснула, а я ещё долго лежала без сна, размышляя об увиденном, пережитом, непонятом. Если женщины сами идут на это, значит, это им для чего-нибудь нужно.

Утро следующего дня оказалось практически точной копией вчерашнего и последующего за следующим: мы так же стояли в очереди в туалет, – постепенно продвигаясь всё выше и выше, – ежедневно: чистили зубы, завтракали и занимались утренней зарядкой, словом, застряли во временной петле, из которой, казалось, не было выхода. Отличия случались довольно редко и расценивались как величайший дар, обычно заканчивавшийся неизгладимым позором.