Так я и нашел его, белого и покрытого инеем, с лицом, притиснутым к смотровому лючку камеры, со шприцем под подбородком. Я был прав, что торопился. Я успел. К счастью, криокамеры были мобильными, на колесиках. Мне даже не пришлось отдирать от пола морозильник со Стефаном, надо было только отсоединить кабели и шланги.

Я бежал по кораблю, как никогда раньше не бегал, и толкал перед собой морозильник со Стефаном. Должен признаться, у меня не всегда получалось объезжать человеческие останки. Но я говорил себе, что им уже все равно. В скафандре полной защиты есть сервоприводы, но они работают медленно, и я их отключил. Вот когда я пожалел, что никогда серьезно не занимался спортом! Минут через десять мне уже казалось, что легкие мои выгорели без всякой плазмы, а горло, казалось, долго терли наждаком. Пот застилал глаза, сердце бешено колотилось, а мышцы вообще отказывались работать. Я добрался до выходного тамбура станции, как говорится, "на зубах" и буквально заполз в шлюпку, волоча за собой криокамеру.

Отдышавшись несколько секунд, я по связи дал команду завести шлюпку в камеру двигателя "Джо". Я надеялся, что замороженный человек в железном ящике не успеет прожариться весь целиком за рассчитанные тридцать секунд стерилизации. Еще я приказал отправить станцию и мою шлюпку к звезде для уничтожения. Не знаю, как мой экипаж сумел разобрать мои команды, я не говорил, а страшно сипел и шептал, но, спасибо, экипаж меня не подвел, все сделал правильно. Когда шлюпку завели в камеру двигателя, я из последних сил вытащил из нее криокамеру, дал команду выводить шлюпку наружу, после чего прохрипел: "Включайте". И тут я сообразил, что слабым местом в морозильнике является смотровой лючок. Все, что я успел сделать – прижаться к нему животом и покрепче обхватить криокамеру руками, застопорив сервоприводы скафандра. Уже зажмурившись, под опущенным забралом шлема я успел зафиксировать ослепительную вспышку и потерял сознание.

Потом мне рассказали, как с меня срезали остатки скафандра и формы вместе с кожей и кусками мяса. Как выглядел Стефан, с которого бессмысленно было что бы то ни было срезать, потому что то, что не обуглилось, было кристаллизовано (увы, надежды ученого!)… Но мозг его уцелел, и осталось неповрежденным некоторое количество костной ткани, что позволило запустить регенератор, из которого Стефан вышел через пять месяцев уже на Земле. Я же выбрался из регенератора, когда "Джо" был на подходе к Солнечной системе, и даже находился на мостике при заходе в Лунный Док, можно сказать, привел корабль домой. Конечно, на мостике я стоял в обычной одежде, поскольку моя форма не вынесла плазменной стерилизации, она очень многое взяла на себя, я благодарен ей за выполненное до конца предназначение.

Расследование трагедии и анализ действий всех участников операции показали, что все – и Стефан, и команда "Джо", и я – действовали единственно верным образом. Двадцать шесть человек получили различные награды, а мы со Стефаном – ордена "Пурпурной Звезды". Церемонию вручения наград даже показывали в Новостях по Сети.

"Инструкция…" вышла в новой редакции с учетом трагедии на "Альбине-3". Кроме того, были разработаны усовершенствованные методы стерилизации, модифицированы биоскафандры, и теперь на каждой из орбитальных станций Альбины постоянно находится, по крайней мере, один селфер…

Стефан жив и здоров, но в экспедиции больше не ездит, он теперь преподает в Академии ксенобиологию.

Новую форму мне вырастили довольно быстро, поскольку все характеристики моего образца в мастерской Космофлота имелись. Но абсолютно точных копий быть не может, и с клоном моей формы мы привыкали друг к другу несколько долгих месяцев, пока не стали идеальными симбиотами.