В комнатах распахнутые окна прикрывали светлые легкие занавески, которые шевелил ветерок, а раздвинутые шторы были темными и тяжелыми, что позволяло при желании отгородиться от внешнего мира, зажечь вечером настольную лампу и почувствовать себя вне времени и пространства.

Мебели было немного, но диваны и кресла были удобными, а во всех комнатах на столиках или полках в простых вазах стояли цветы. Сначала я удивился тому, что обстановка выглядит очень скромно, особенно в свете тех сведений о состоянии селферов, которые мне только что сообщила Мелисса. Мне довелось бывать у многих своих знакомых в роскошных особняках и помпезных апартаментах, не чета этому жилищу. Но через несколько минут я осознал, что чувствую себя в этих незатейливо обставленных помещениях исключительно удобно и уютно. Это был дом для жизни, причем для жизни очень комфортной. Все было рассчитано до мелочей: размеры и расстановка, формы и расцветка, углы и наклоны, высоты и расстояния, мягкость и фактура, структура и твердость. Дом был гармоничен и радовал все органы чувств человека. Из этого дома не хотелось уходить. Пожалуй, я попал в совершенный дом.

Здесь не было никаких безделушек, только в гостиной на полке лежали большая морская раковина с семью "рогами" и марсианский "пушистый" камень, а на стене над диваном висели две картины в черных деревянных рамах. Похоже, это были единственные "предметы роскоши" во всем коттедже. Но когда я рассмотрел картины, то понял, что ценность картин превышает стоимость нескольких коттеджей, даже таких совершенных. И так просто повесить эти картины на стене в гостевом домике может позволить себе действительно только самый богатый человек планеты.

Я был уверен, что эти две картины – неизвестные миру работы Ольги Маковской из знаменитой серии "Вид из окна", причем не отдельные картины, а диптих. Во всей серии композиция картин всегда была совершенно одинакова: из распахнутого наружу двустворчатого окна с широким подоконником, на котором лежат различные предметы, открывается вид сверху, с высоты нескольких этажей, на некий пейзаж. Отличаются же картины серии видами из окна и натюрмортами на подоконнике.

На картинах, которые висели в гостиной, был изображен вид из окна – пейзаж одной и той же местности: между невысокими холмами были переброшены низкие каменные мосты с короткими пролетами между массивными быками, а вдали на холме стоял небольшой замок с башенками.

Но на одной картине на склонах холмов нежно зеленел еще прозрачный весенний лес, а под мостами лениво текла широкая река. Все было пронизано золотистым предвечерним светом, и только в оврагах между холмами лежали холодные густые тени. Замок, окутанный легкой дымкой, казался конечной целью далекого путешествия, местом, где тебя ждут, и куда ты стремился всю свою жизнь. На широком подоконнике стоял медный кувшин с узким горлышком и крышечкой на цепочке, лежали книги в кожаных переплетах, скрипка и несколько камней, среди которых затерялся марсианский "пушистый" камень.

На другой картине та же местность представляла собой пустыню: желтые холмы, сжигаемые беспощадным солнцем, те же мосты, полузатопленные песчаными барханами, все тот же замок вдали, растворяющийся в полуденном мареве, с бесцветными флагами, уныло повисшими на башнях, дорожки следов на песке, высокое, наполненное какой-то звенящей пустотой белесое небо. В этом пейзаже была своя прелесть, подобная очарованию выцветшего гобелена. А на подоконнике прозрачную стеклянную вазу с ромашками окружала россыпь тропических фруктов, среди которых влажно блестели белым и розовым перламутром разнообразные морские раковины. Между ананасом и манго лежала гроздь морских груш с Корнезо.