Дома мать была в очень хорошем настроении. В погребе не было воды. Бабушка рассказывала мне, ставя на стол дымящуюся миску с борщом.

– Иван нашел кротовину и забил ее тряпками и камнем. Сделал настил и картошка сейчас на настиле.

Вздох облегчения поневоле вырвался из груди, и я с аппетитом принялся за еду.

– Ну, что там, в школе? – спросила мать.

– Что, что, оценок нет, к доске не вызывали. Поем да начну делать уроки.

– Может, гулять пойдешь? – ехидно спросила мать.

– Мама, мне сейчас не до гулок.

– Гляди мне, – и, обращаясь к бабушке, сказала. – Пойду на работу, скажу, чего меня сегодня не было.

А я про себя подумал:

«Вот если бы сказал сейчас, что ее ждут в школе, что бы был-о-о?»

Боязно думать о завтрашнем школьном дне, о зануде учительнице Надежде Григорьевне и лишь бабушка внушала уверенность и давала какую-то внутреннюю силу.

– Пойди, поспи немного, – сказала она в унисон моих мыслей.

– А, мамка?

– Пошла уже. Иди!

И я с полным животом борща лег на диван в спальне матери. Тяжелым сном сомкнулись веки. Я проспал с трех часов дня до пяти. Проснулся со страшной головной болью и тошнотой. Встал и вышел на воздух. Голова прошла только утром. В школе чувствовал себя хорошо…

Глава десятая

– Валик, можно тебя на минутку? – Голосом заговорщика подошел ко мне одноклассник Очколяс Леня.

Я в душе почувствовал неладное:

– Чего тебе?

– Я подслушал разговор Трофима Петровича з Надеждой Григорьевной, и она сказала, что вызывала твою мамку, а твоя мамка не пришла. Вот увидишь, что-то будет?

Леня злорадно заглядывал в мои глаза, пытаясь разглядеть там испуг.

Я выдержал этот подленький взгляд ябеды, ответил:

– Так и что? Придет?

– Ну, так я пойду, скажу Надежде Григорьевне, чтобы вона не волновалась?

Очколяс, не дождавшись согласия, бросился в учительскую. Вскоре оттуда вышел, припадая на протез вместо левой ноги (ногу учитель потерял на фронте), классный руководитель, учитель истории, Трофим Петрович. Он жестом махнул рукой, поманил Меня. Я с замирающим сердцем двинулся в учительскую.

Там была Надежда Григорьевна и другие учителя, Трофим Петрович начал тоном полицая:

– Ты знаешь, что ты уже в шестом классе? Ты уже не маленький и должен отвечать за свои поступки!

Классный руководитель выдержал паузу, затем продолжил, он любил читать нотации:

– Почему ты не вызвал мамку в школу?!

Мне от нервного напряжения свело челюсть.

– А, так ти ухмыляешься. Ехидно смеешься над нами? Что, тебе законы поведения не писаны?! Собирайся из школы и без матери сюда не приходи!

Чуть не плача я выбежал с учительской, и первое время думал, вообще, не являться домой. Но, собирая книги в портфель, подумал, что от случившегося не уйти. Собрался домой. В дверях столкнулся с учителем географии, который спешил к нам на урок и не был на разборках.

– Ты куда собрался?

– Иван Панасович, спросите у Трофима Петровича?

– Ты как со мной разговариваешь?! – загораживая дорогу, наступал Иван Панасович на меня, – Чтоб матерь завтра ж была в школе!

– Хорошо, – ответил я, – А сейчас дайте пройти?

И я бросился к выходу. Дома решил все рассказать матери. Но мать уже ждала меня с розгой в руке. С криком набросилась:

– Что это мне рассказывают Очколясы? А, я тебя спрашиваю, падлюка ты?! – розга молнией сверкнула в воздухе и с частотой автоматной очереди обрушивалась на плечи, лицо, руки, спину, больно кусаясь и не щадя.

– Они сегодня сказали, чтоб ты пришла. – Матери, казалось, этого только и нужно было. Она взвизгнула, как ужаленный щенок, и бросилась прочь на улицу. Я испугался, посмотрел на затихшую у печки бабушку.

– На, садись за стол. Поешь, как следует. А там видно будет. – Хозяйским тоном заговорила бабушка.