Ревко пошел к Макаровой:

– Доброе утро, Маргарита Аркадьевна.

Миловидная женщина улыбнулась:

– Доброе. А почему так официально, Ефим Макарович?

– Да просто так. Вы не сделаете мне кофе, Рита?

– А у меня закончился.

– Да? Какое совпадение, у меня тоже.

– Но это не проблема, Ефим Макарович. Я схожу в буфет и куплю.

– Будьте так любезны. Возьмите. – Он положил на стол шесть рублей, именно столько стоила банка кофе.

– Ну что вы, Ефим Макарович? У меня есть деньги.

– Возьмите, в следующий раз на ваши купим.

– Вы у себя будете?

– Да.

– Я тогда принесу и кое-какие бумаги на подпись.

– Конечно. После вас я подпишу что угодно, даже чистые бланки и листы.

– А вот этого делать не надо, Ефим Макарович. Я же могу и ошибиться.

– И вы думаете, я это замечу?

– Ну ладно, я быстро.

Бухгалтерша сходила в буфет, в кабинет директора зашла с банкой растворимого кофе, коробкой конфет и папкой с документами.

Электрический чайник уже вскипел.

Маргарита отложила бумаги, заварила кофе в чашках.

– Интересно, когда вы с мужем ездили в Болгарию, там тоже подавали такой же растворимый кофе? – спросил Ревко.

– Смотря где. В дешевых кафе – это да. В ресторане гостиницы, где мы жили, готовили кофе на раскаленном песке и разливали в такие маленькие чашечки, два глотка – и все.

– Лучше, наверное, сваренный кофе?

– Знаете, мне не понравился. Привыкла к нашему, растворимому.

– Да, привычка значит многое. Слышали историю про наш ячменный напиток, который в столовых продают как кофе?

– Нет.

– Рассказать?

– Конечно.

– Приезжают в Союз бразильцы. Ну, им, естественно, показывают Москву, Ленинград, кормят в лучших ресторанах. Но однажды завели в обычное кафе. Бразильцы тут же заказали кофе. Выпили, и понять не могут, что это за напиток. Спрашивают у гида, мол, что это у вас за кофе такой своеобразный? А гид отвечает: «Так это ячменный». Бразильцы и старший их говорит: «Никогда бы не подумал, что зерна кофе могут на колосьях ячменя произрастать».

Маргарита рассмеялась, хотя этот анекдот слышала не впервые.

Она оставила банку, чашки, забрала подписанные документы и ушла к себе в кабинет.

А после обеда раздался звонок служебного телефона.

– Алло? – сухо ответил Ревко.

Надо держать марку, какой-никакой, а все же директор.

– Ефим Макарович, это Никифоров.

– Иван Сергеевич, ты где?

– Дома. Стоматологи в Москве иногородних не обслуживают, но хоть проконсультировал один, и на том спасибо.

– Какие стоматологи? О чем ты?

– В Москву я ездил, у нас доктора так протез поставили, что челюсть не закрывается. Посему с утра на хор и не пришел.

– Вот ты о чем! Своему художественному руководителю это объясни.

– Так у вас в ДК телефон только у тебя есть.

– Ладно, я ему скажу, почему тебя не было на репетиции.

– Ага, скажи, будь добр. А я погуляю по парку. С севера ветер холодный, как бы чего не надул, а мне свежий воздух надобен.

– Да гуляй ты сколько хочешь.

Ревко положил трубку.

Он бы мог общаться с нужными людьми свободно, но сейчас, когда принято решение о размещении секретного объекта, КГБ вполне мог подключиться к прослушиванию служебных телефонов руководителей разного уровня. А что узнают комитетчики из состоявшегося разговора? То, что какой-то Никифоров, действительно занимающийся в народном хоре области, ездил в Москву лечить зубы. Его послали там куда подальше, и он сообщил причину невыхода на репетицию. Офицеры КГБ даже слушать это не станут.

А Никифоров передал главное. С шефом он встретился, инструкции получил и готов передать их в парке.

Директор вышел из кабинета, заглянул к Макаровой.

– Я дойду до поликлиники, Маргарита. Если кто-то будет звонить, ответьте, пожалуйста.