Постепенно я чувствовал, что и мне каждый шаг дается все с большим трудом, самым настоящим преодолением. Дыхание стало сиплым, перед глазами опускалась темная пелена, перед взором заметались красные мушки. Истощение до этого накатывало постепенно, исподволь и незаметно, а сейчас словно ускорилось. Причем истощение не только физическое – как звучали будто бы сквозь вату голоса остальных, так сейчас словно бы сквозь вату пробивались уже мои мысли. Простые мысли, на сложные меня уже не хватало.

Вдруг в какой-то момент я подумал, что так быть не должно, это неправильная усталость – в этот момент темный асфальт прыгнул мне в лицо. Чьи-то руки почти сразу перевернули меня на спину, помогли подняться.

Оказавшийся рядом Магнуссон стянул с меня китель, разорвал рубашку и выругался. Негромко, зло. Я поднял голову, глядя себе на грудь, и тоже выругался, если бы мог: в том месте, где мне в бок зубами вцепился нелюдь, расходилась чернь. Как у Надежды, когда она обращалась к Тьме, и под кожей у нее появлялись черные вены.

Вот только у нее это было трансформацией, а у меня выглядело заражением.

Магнуссон начал ругаться, мешая самые разные языки. Только сейчас я понял, что не один такой – да Сильва ведь тоже ранен нелюдями. С него тоже стянули китель, и тоже у него под кожей заметно заражение Тьмой. Только да Сильву грызли за руки, и сейчас у него чернело правое предплечье; он истощен физически, но взгляд довольно осмысленный, что-то говорит и отвечает на вопросы остальных.

Я так, как он, не могу – у меня голова тяжелая. Мне что-то говорят, что-то от меня хотят, но я могу только говорить, или только думать – что-то одно. Одновременно уже не получится, поэтому даже слова не вымолвить, не хватает меня на это сложное разумное действие.

Магнуссон громко выругался и как-то извернулся, закидывая на себя руку да Сильвы, после чего вдруг перекатом поднялся на ноги. Бразилец теперь висел у него на плечах. Тоже Патрик этому научил – вспомнил я сквозь одолевающую разум муть заражения.

Меня никто так поднимать не стал – с одной стороны встала Гарсия, с другой Бертезен. Рядом, периодически шипя от боли, шагала Ангелина, которая шла теперь сама, без поддержки.

Голова у меня чугунная, но именно благодаря Ангелине я не отключился вновь. Перед глазами плавала серая муть, мысли путались, но всхлипы и стоны боли девушки заставляли сосредоточиться на мысли о том, как ей приходится преодолевать боль и страх. Неожиданно, это оставляло меня в сознании, словно якорь.

Краем уха я слышал, как Магнуссон подбадривает остальных. Сипло говорит – нести да Сильву ему было непросто. А говорил он, подбадривая всех о том, что здесь – а мы уже шли по тесным узким улочкам города, нет Тьмы. А значит, нет нелюдей и нет черных лиан.

Вокруг мертвый, но пустой город. Нам повезло – святилище рядом, и значит надежда есть, слышал я слова Магнуссона. Если бы в этих кварталах жила Тьма, или существа, подобные тем, что мы встретили на арене, все бы мы точно не спаслись, продолжал Магнуссон объяснять и подбадривать. А так – шанс есть, поэтому надо идти.

Когда мы наконец добрались почти до самого места, я двигался на одной силе воли – примерно так же, как это было в самом начале пути в этом мире, когда ковылял к кнопке «SOS» от алтаря на поляне ритуала.

Сквозь пелену перед взором увидел, что святилище действительно отличается от окружающегося серого мира – здесь даже почти есть краски. Бертезен и Гарсия довели меня до двух деревьев. Краем глаза увидел, как Магнуссон сгружает с себя да Сильву, усаживая его у дерева. Падает рядом – похоже, силы кончились.