Угрозы Колесникова не были пустыми. Он обязательно организует Панкрату камеру, где все уголовники будут знать, что ему предъявляют. Насильников в тюрьме и так не любят, а с таким обвинением каждая шавка захочет пырнуть уважаемого криминального авторитета, чтобы добиться почета и продвинуться на ступеньку выше в бандитской иерархии. А значит, Панкрату понадобится заточка. Уголовники из всего ее могут сделать, даже из кривой скрепки. Света поспешно выбежала на улицу. Холодный пронзительный ветер резко ударил по разгоряченным щекам. Наблюдая, как Панкрата увозят в СИЗО, Света дала себе обещание. Она его вытащит! Обязательно! Только бы Панкрат пережил эту ночь…

ДЕСЯТЬ ЛЕТ НАЗАД

Света забыла. Обо всем на свете. В одно мгновенье. А как, черт возьми, не поддаться запретному искушению, когда его зеленые глаза опаляют обжигающим августовским зноем?! Адреналин гнал кровь по венам с такой бешеной скоростью, что кажется, у нее помутился рассудок. Света сама потянулась к его губам и задохнулась. Жадный, порочный, до умопомрачения чувственный, разве это был поцелуй? Словно дорвавшийся голодный хищник Панкрат терзал ее с такой силой, будто хотел сожрать. У Светы никогда такого не было. Дикая, безумная, алчная страсть! Она чувствовала металлический вкус крови на своих губах, но не могла остановить это безумие. Ей было мало. Всего мало. Его мало. Судорожно цеплялась за его плечи, слышала его стоны, выпивала их без остатка, как умирающий от жажды в знойной пустыне. Сама искала его рот, стоило ему отстраниться на мгновенье. Сходила с ума вместе с ним, кусала его за губы в ответ, жадно перебирала его коротко остриженные волосы и стонала так громко, так надсадно, так естественно. Неистовый, неуправляемый, горячий, бешеный. Панкрата трясло так же, как и ее саму. Черт, такое нельзя подделать, нельзя сымитировать, нельзя сыграть. А оторваться невозможно.

Был ли у Светы выбор? Вряд ли. Когда от одного поцелуя сносит врожденную рассудительность, инстинктивную осторожность, всю “правильность” в одночасье. Когда она распаляется только от одного его лукавого наглого взгляда. Света даже не подозревала, что в ней живет адский огненный вихрь, она не думала, что способна на такое. Господи, что же она творит? Каждой клеточкой своего тела Света чувствовала неутолимую страсть в его глазах, безудержность гонщика, которому только что дали зеленый свет. Коленом развел ей ноги, другая рука требовательно, властно сжала ее грудь. Дернул чашечки лифчика вниз и обхватил жаждущий сосок губами.

Слышала, что он что-то шептал, кажется, чертыхался. Но разобрать не могла. Ее буквально разрывало на части от острого невыносимого желания. Соски засаднили от возбуждения, когда обвел их языком. Света выгнулась навстречу ласке, запустив руку в его жесткие волосы. Его пальцы подобрались к краешку трусиков, Панкрат отодвинул материю в сторону, и она задохнулась. Как же это бесстыдно, неправильно, порочно, но Света позволила. И ничего с собой поделать не могла.

Когда его палец проник вовнутрь, она громко вскрикнула и дернулась всем телом. Думала, умрет в одно мгновенье. Так не бывает. Не может быть, чтобы все чувства в одну секунду оголились, как обнаженный нерв. Болезненно-сладкое ощущение разлилось по всему предательскому телу. Это было выше ее понимания. Выше всего, что она испытывала раньше. С другими. Нет, не так… не было никаких других. Никогда. Только он. Сумасшедший, порочный, распаляющий, крадущий всю ее сущность без остатка. Такого у Светы никогда не было. Ни с кем ранее. Панкрат, как дикий зверь, учуял слабость своей жертвы, и в одно мгновенье ее одолел.