– Я, Михай, – однажды разоткровенничался Варрава, – сам в кузне деду своему помогал. Пришлось помахать молотом! Детства у меня как-то и не было! Хотя, наверное, это и были мои самые лучшие годы…– с грустью выдавил он. – А вот торгашей не люблю! Все беды, Михай, из-за них! Им ведь все мало! Сами-то они ничего не делают своими руками! Да оно им и не надо. А вот чужое, не ими сделанное, перепродать – для них первое дело! Да еще накрутить на этом, как быку хвост. Они ведь, по большому счету, больше производителя имеют! Во-о парадокс! Так пусть и платят! Ты знаешь, после войны время голодное было, а кума мамина, крестная моя, так маму «обула», что корову нам пришлось продать! А что было делать?!! Отец погиб на фронте, а нас четверо! Я да три сестренки. Я как сейчас помню, как мама у той стервы в ногах валялась. Все молила, мол, верни день-ги!!! А та сука: «Не брала я, кума! Сама, небось, посеяла, а на меня валишь! Грех тебе, Лидия! Грех!»

– Тьфу… тварь!!! – злобно выругался Варрава. – А деньги-то, Михай, колхозные!!! Тогда за это, сам понимаешь… не миловали! По полной раскручивали!! За колосок всякая ментовская мразь, чтобы выслужиться, на «пятишку» мужика крутила. А здесь деньги государственные и не малые… Вот тогда кузня нас и спасла от смерти голодной! Да председатель Карпыч!!! Дай, Бог, Царства ему Небесного! – выдохнул Варрава.

– Да-а! Жадность – страшная штука! Я когда той суке дом спалил, она умом и тронулась. Только тогда с ее домом и мое, видать, что-то сгорело! Да ладно! – отгоняя кусучий рой воспоминаний, скривился он. – Видать, стезя моя такая! У всех у нас стезя не нами начертана, Михай! Не нами!

Вначале Варрава поставил меня «курировать» весь транспорт Центрального района.

– «Движение – это жизнь!» – сказал гепард, догнав оленя! – «благословляя» меня на мою «трудовую» деятельность, пошутил он. – Так что дерзай, Михай! А будут непонятки, не боись – поможем!

Быстро войдя в курс дела, я стал успешно «дерзать» на новом поприще. Официально я числился старшим экспедитором Центрального рынка, о чем и сообщил тете Паше, для убедительности показав ей «выписку» из своей девственной трудовой книжки.

– Спедитор! Ох и работа!!! – повертев выписку в руках, охнула тетя Паша. – Да тибе там усех собак навешают! Знаю я тех спедиторов! Вон Тихоныча, ты его не помнишь, годов двадцать тому «БЕХЕСЕС» засадила! Тож спедитором был!

И, словно боясь, что ее услышит «ОБЭХЭЭСЭС», она с тоской оглядела комнату, словно прощаясь с домом.

– Усе у него тада подчистую забрали! У одном исподнем Зинку его оставили да с двумя ребятенками у придачу! Так у Тихоныча, кажись, и диплом был! А у тибя шо?!! Э-эх… – раздосадовано махнула она рукой.

– У Тихоныча, тетя Паша, не тот диплом был, – погладил я ее по плечу. – Твой Тихоныч был просто «спедитор», а я – читай – «старший экспедитор!»

– Старшый! – отстранилась она от меня. – Исче, видать, лучшей! «Хрен редки не слащи!»

– Да не переживай, тетя Паша, – успокаивал я ее. – Не заберут твои хоромы. Сейчас «ОБЭХЭЭСЭСа» уже нет. Время другое.

– Время-то другое, – вздохнув, согласилась она, – да кандалы все теж.

– Теть Паш, – серьезно посмотрел я на нее, – ты скажи, а куда мне надо было идти? Меня ведь даже в ЖЭК не взяли. Побоялись! Скажи спасибо и за это.

Ничего не сказав, она молча вышла из комнаты.

Несмотря на страхи тети Паши, я плодотворно трудился на новом поприще, получая за то хорошие деньги.

«Да… жаль, что у нас, урок, нет переходящего знамени. А то я бы тебя наградил им, Михай! – шутил Варрава, ухмыляясь. – А что?!! Может, и нам свое знамя пошить?!! В сине-грязную полоску, например, как у «полосатиков», а с боку в рамке звезды воровские! Ну чем хуже американского?!! Со знаменем проще по жизни идти! Знамя, оно многое покрывает! Как снег замусоренную дорогу!»