И ослабев от облегчения, она увидела, как смягчилось его лицо.

– Если успеем добраться к судье до пяти часов, – решил он, выпрямляясь, – значит, сможем раздобыть разрешение на брак и пожениться в субботу.

Процедура получения брачной лицензии потрясла Мередит как нечто омерзительно несложное и тошнотворно бессмысленное. Стоя рядом с Мэттом, она предъявила все необходимые документы, доказывающие ее личность и возраст. Потом оба расписались и вышли из старого здания суда в центре города под нетерпеливым взглядом привратника, которому не терпелось поскорее запереть двери. Помолвлены и должны скоро пожениться. Вот так, просто и без лишних эмоций.

– Как раз вовремя успели, – с деланой веселостью проговорила она, чувствуя, как ворочается в желудке тяжелый неприятный ком. – Куда мы сейчас едем?

Она села в машину, по привычке уступив ему место водителя, потому что не хотела утруждать себя.

– Собираюсь доставить тебя домой.

– Домой? – напряженно повторила Мередит, заметив, что ему все происходящее нравится ничуть не больше, чем ей. – Не могу я ехать домой, пока мы не поженились.

– Я не имел в виду ту каменную крепость в Чикаго, – поправил он, устраиваясь рядом. – Я говорил о своем доме.

И хотя Мередит была донельзя усталой и измученной, точное описание ее жилища все-таки заставило ее слегка улыбнуться. Она начинала понимать, что Мэтью Фаррела ничто не могло унизить или потрясти, ужаснуть или запугать. Ничто и никто. Повернувшись, он положил руку на спинку ее сиденья, и улыбка Мередит поблекла – слишком неумолимым был его тон.

– Я согласился получить лицензию, но, прежде чем мы сделаем последний шаг, необходимо заключить нечто вроде соглашения по некоторым вопросам.

– Каким вопросам?

– Пока еще не знаю. Поговорим подробнее дома.

Сорок пять минут спустя Мэтт свернул с проселочной дороги, по обеим сторонам которой тянулись кукурузные поля, на изрытую колеями тропу. Машина прогремела по доскам узкого мостика через ручей, и Мередит впервые увидела то место, которое он называл домом. По контрасту с ухоженными полями ветхий дощатый домик выглядел заброшенным и давно нуждавшимся в ремонте. Во дворе сорняки глушили траву, а дверь амбара пьяно повисла на одной петле. Несмотря на запустение, было заметно, что когда-то здесь жили заботливые хозяева: деревянная решетка у крыльца была увита буйно вьющимися розовыми розами, а старые деревянные качели свисали с ветки гигантского дуба во дворе.

По пути сюда Мэтт рассказал, что его мать умерла семь лет назад и теперь он живет с отцом и шестнадцатилетней сестрой. Мередит так разнервничалась при мысли о встрече с его семьей, что почти лишилась дара речи и, показав на фермера, ехавшего на тракторе по полю, с трудом выговорила:

– Это твой отец?

Мэтт наклонился, чтобы открыть дверцу, посмотрел в ту сторону, куда показала Мередит, и покачал головой:

– Это сосед. Мы давно уже продали почти всю землю, а остальное сдаем ему в аренду. Отец потерял всякий интерес к фермерству, когда умерла мать. – И, заметив изменившееся от напряжения лицо Мередит, сжал ее руку: – Что с тобой?

– До смерти боюсь твоих родных.

– Нечего тут бояться. Моя сестра посчитает тебя необыкновенной, волнующей и утонченной только потому, что ты живешь в большом городе. – Нерешительно помолчав, он добавил: – Мой отец пьет, Мередит. Запил, когда выяснилось, что мать смертельно больна. Правда, у него есть постоянная работа и во хмелю он никогда не буянит. Говорю это тебе для того, чтобы ты поняла его и не осуждала. Последнюю пару месяцев он держался и был совершенно трезв, но это в любой момент может кончиться.