– Как же ваш сын устроился на такую должность? Ведь он всё равно… меченый. Пусть и в четвёртом поколении.

– Дослужился. Начинал, как я, простым работягой. И начальство заметило его, отправило на учёбу. Считай, везло нам на добрых людей.

– Везло, это точно.

– А ты, чай, первое поколение?

– Да.

– Беда.

– Как посмотреть.

– Что так?

– Пока я видел хороших людей только среди себе подобных. Не могу ручаться за то, что, не будь у меня этой красоты на лице, ко мне относились бы иначе. Мне кажется, им, не меченым, тяжелее живётся, чем нам.

– Тяжелее? Такие, как мы, всю жизнь горбатятся на шахтах, стройках и других неблагодарных работах и подыхают, не дожив до шестидесяти лет. Наши дети и дети наших детей вынуждены терпеть лишения, издёвки и бедность. Мы всю свою жизнь расплачиваемся за грехи тех, кого никогда не видели. И кого ненавидим до одури. Мы, как звери, заперты за высоким забором без возможности что-либо поменять в своей жизни. Нас не просто изолировали – нас лишили шанса на жизнь, забрали нашу свободу и обрекли на существование. Как ты можешь этого не понимать?

– Мне непонятно, как вы можете не понимать, насколько вам повезло. Да, вам приходится возвращаться каждый день домой до десяти часов без возможности выйти куда-то. Вы жалуетесь на то, что у вас отняли свободу. А вы думаете, она есть у тех, кто живёт по ту сторону забора? Вы только представьте, в каком страхе они живут, боясь того, что однажды кто-то не вернётся домой за высокий железный забор и останется бродить по ночному городу. Я знаю тех, кто остаётся за забором. И я знаю, с их слов, что на ночных улицах царит абсолютная тишина. А теперь скажите мне – вы боитесь ходить вечером по городу? Боитесь тех, у кого на лицах отпечатаны истории их рода?

– Нет, но…

– И я не боюсь. А они боятся. Нас боятся. Это мы настоящие хозяева этого города. Подумайте об этом.

С этими словами Райан отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

– Знаешь, ты ещё слишком молод, чтобы понимать. И детей у тебя, судя по всему, нет. Когда ты один, тебе на всё плевать. Ты захотел и поехал работать на угольную шахту. А не захотел – не поехал. Ты можешь даже сдохнуть, чтобы закончить свои мучения. Но, когда у тебя есть те, о ком надо заботиться, это совсем другая история, сынок. Не понимай лишение свободы как заточение, но как отсутствие возможностей что-то поменять в этой жизни и почувствовать её саму, а не только эту угольную пыль.

Договорив, мужчина поднялся, похлопал Райана по плечу и пошёл с остальными работягами разгружать уголь.

Райан, достав из заднего кармана захваченные на всякий случай перчатки и респиратор, поспешил за ним следом.

Солнце начало клониться к закату, когда мастер оповестил об окончании смены.

Работники напихались обратно в маленький автобус и, уставшие, молчали всю дорогу. По приезде к офису им раздали их отработанные наряды, и они дружной молчаливой толпой пошли за зарплатой.

Сложив пополам купюры, Райан вышел на улицу и присел на бордюр.

– Эй, чего закис? – рядом с Райаном опустился мастер, сын того старика, с которым он разговаривал сегодня на шахте. – Ты хорошо отработал, не филонил, как некоторые. Хочешь, я выбью тебе постоянное место?

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем тебе это?

– Мне незачем. Но я могу это устроить. Я видел, что ты сегодня разговаривал с моим отцом. Он сказал, что ты отличный парень, и я предложил ему то же, что и тебе сейчас, – выбить для тебя постоянное место работы. А он мне ответил, что ты не согласишься.

– Почему же ты решил спросить у меня? Твой отец часто ошибается?

Мастер задумался, рассматривая свои чёрные руки.