Дверь кантины распахнулась. Янтарный прямоугольник света упал на пол, и беглецы у задней двери стали отчетливо видны.

Луис бросился к ним. Эштон выстрелила.

Сквозь дым она увидела, как Луис наклонился вбок, а потом – как сеньора в кантине вытерла кровь со щеки. Ее задело щепками, отлетевшими от дверного косяка, а Луис просто отпрянул в сторону, уворачиваясь от выстрела.

– Скорей, Уилл! – закричала Эштон, широко распахивая заднюю дверь и выскакивая прямо под дождь на раскисшую дорогу.

Фенуэй, задыхаясь, вышел следом за ней и, случайно толкнув ее, сильно ударил по ноге своим чемоданом. Эштон пошатнулась и чуть не упала. Уилл подхватил ее под локоть и развернул в нужную сторону.

– Тут рядом, вон в том сарае… – сказал он. – Все, пришли…

Эштон почувствовала конский запах; лошади испуганно всхрапывали и переступали копытами. В проеме двери, откуда они только что вышли, появился Луис, изрыгавший проклятия. Он бросился за беглецами, но поскользнулся в жидкой грязи и упал, истошно завопив, из чего Эштон заключила, что он или что-то сломал, или сильно ушибся.

Растянувшись на боку, он пытался левой рукой дотянуться до беглецов. В слабом свете было видно его измазанное грязью взбешенное лицо.

– Levántate, Luis! – визжала сеньора от двери. – Maldita seasa! Levántate y síguelos.

– No puedo, puta, me pasa a la piern[18].

– Забирайся в седло, Бога ради! – взмолился Фенуэй.

Он уже сидел на лошади, судорожно вцепившись в ручку чемодана. Казалось, прошла вечность за те несколько секунд, пока Эштон, обернувшись, смотрела на живописную картину во дворе кантины: на сеньору, стоявшую в дверях и требующую, чтобы ее деверь поднялся, и лежавшего в грязи Луиса, который в бессильной злобе тянул к ним руку.

За эти бесконечные мгновения в голове Эштон пронесся целый поток ругательств, оскорблений и проклятий в ее адрес. Они оба, и сеньора, и Луис, были ее обидчиками, но Луис оказался ближе. Эштон шагнула к нему, хладнокровно прицелилась и пустила пулю ему в голову.

Они проскакали через пустынную центральную площадь, залитую дождем. Эштон мчалась впереди. Она подвернула юбку и сидела в седле по-мужски, низко пригнувшись и внимательно глядя перед собой.

– Зачем ты убила того человека? – прокричал Фенуэй сзади. – Он уже ничего не мог нам сделать.

– Луис меня оскорблял. Я его ненавидела! – крикнула ему Эштон через плечо.

Прямо перед ней на дорогу вышли двое солдат из форта, их прорезиненные плащи блестели при вспышках молний. В последнюю секунду один из них резко толкнул другого, чтобы тот не угодил под копыта, и они оба упали на землю.

На лице Фенуэя отразилась глубокая тревога. Он, конечно, и раньше понимал, что у этой маленькой южаночки каменное сердце, но даже вообразить не мог, что она способна невозмутимо выстрелить в беспомощного человека. С кем же он связался? Чувствуя себя почти больным от волнения и бешеной скачки, он уже не радовался той свободе, которую мог дать их побег. Наоборот, у него возникло неприятное ощущение, что он угодил в ловушку.

Хотя дорогу освещали лишь редкие вспышки молний, Эштон, с детства привыкшая к верховой езде, скакала легко, наклонившись к шее лошади. Она мчалась так, словно за ней гнались все черти ада, и ничто не могло ее остановить; ее спутник тащился следом, взятый в плен невероятной силой ее воли. Он услышал, как она крикнула:

– Мы это сделаем, милый! Мы уйдем от этих грязных мексикашек! Не останавливайся!

Фенуэй подумал, что и вправду мог бы уйти от любой погони, когда лошадь несла его по скользкой дороге и он подпрыгивал в седле, как пробка на бурных волнах, только вот уйти от Эштон ему вряд ли удастся. Было слишком поздно – она поймала его на крючок.