– Она уже не ребенок, но еще не замужем, – сказал Черный Котел, заметив недоумение Чарльза. – Пока она не станет женой Шрама, отец связывает ее на ночь, оберегая ее девственность.

Женщина Зеленой Травы попыталась улыбнуться Шраму, но было видно, что ей этого совсем не хочется. Шрам с несчастным видом стал еще энергичнее шаркать обутыми в мокасины ногами. Потом девушка заметила, что на них смотрят. Ее реакция на Чарльза была неожиданной и очевидной.

Как и его реакция. Он сам удивился, что эта юная особа его так смутила, и отвернулся, надеясь, что никто ничего не заметил. Свою совесть он успокоил, сказав себе, что все дело просто в красоте индианки, этих разговорах о сексе и его довольно долгом воздержании.

Черный Котел заметил, как Чарльз с девушкой обменялись взглядами, и хмыкнул:

– Я уже слышал, что Женщина Зеленой Травы удостоила тебя вниманием, Чарли.

Шрам тоже это заметил. Яростно сверкнув глазами, он шагнул вперед, встал между девушкой и белыми, повернувшись к ним спиной. Потом что-то быстро сказал, обращаясь к ней. Она так же быстро ответила что-то явно резкое, чем ужасно рассердила его. Он обрушил на нее новый поток слов. Девушка мотнула головой, схватилась за край входа в типи и шагнула внутрь, но прежде, чем исчезнуть, бросила на Чарльза еще один влюбленный взгляд.

Лицо Шрама исказилось и в черно-красных отсветах ближайшего костра стало похоже на маску. Он стиснул в руке флейту и решительно пошел прочь.

Откуда-то прибежал Фенимор, теперь желтая собака гналась за ним. Где-то заплакал ребенок.

– Я понимаю, ты тут не виноват, – со вздохом сказал Джексон, – но теперь у этого громилы есть еще одна причина ненавидеть нас.

На следующий день началась торговля. Погода установилась необычно теплая для начала зимы, и Деревянная Нога в сумерках отвел Малыша на берег реки. Там, где их нельзя было увидеть из типи, он помог племяннику помыться, потому что мальчик не мог сделать это сам. Чарльз тоже разделся, вошел в воду и как следует отмылся, почувствовав себя после этого словно заново родившимся.

Каждый раз, когда индейцы хотели что-нибудь купить, Деревянная Нога отчаянно торговался. Чарльз приносил и раскладывал товары и осматривал лошадей, которых предлагали на обмен. Вместе с тем, как к нему постепенно приходило понимание сложного устройства шайеннского племени, росло и уважение к этим людям. И пусть в чем-то жизнь индейцев оставалась примитивной – о санитарии в деревне заботились мало и повсюду лежали остатки еды и нечистоты, – но в другом Чарльз искренне восхищался шайеннами. Например, в том, как они воспитывали молодежь.

Вступление мужчины в пору зрелости шайенны считали не просто неизбежностью, но и привилегией, которая несла с собой большую ответственность. По вечерам боковые покрышки того или иного типи задирали наверх и подвязывали, внутри у костра собирались члены какого-нибудь военного общества в полной боевой раскраске и надлежащей одежде. Тут же всегда присутствовала большая группа мальчиков, которые наблюдали за тем, как взрослые мужчины разговаривают, танцуют или совершают какие-нибудь из своих менее секретных ритуалов.

Чарльз ни разу не видел, чтобы детей в деревне как-то особо распекали, но однажды днем всех их позвали к жилищу Черного Котла, где должно было состояться наказание мужчины, укравшего чью-то одежду. Юные мальчики и девочки смотрели, как имущество вора и его рыдающей жены принесли к типи вождя. Другие семьи рвали и резали ножами их одеяла, били их глиняные горшки и топтали подушки. В конце концов их типи разрезали на куски, а шесты бросили в огонь. Когда наказание завершилось и толпа разошлась, дети тоже ушли, но теперь они знали, что их ждет, если они совершат подобное преступление, когда вырастут.