На следующий день мы опять пришли в полицейский участок. Полицейские были страшно удивлены.

– Как, – говорит, – вам христианин не помог? Мы, мусульмане своих не оставляем. – Мы вынуждены были сказать:

– Он не христианин, он притворяется.

Они приняли этот ответ, хотя очень усомнились. Но через несколько дней они нам сказали, что они нашли другую церковь. Они искали для нас. Они прониклись состраданием. Они видели нашу покорность и что мы не прячемся, мы не воруем, а что мы только славим Господа.

Мы бежали туда, в церковь, но оказалось, что этот зал снимают только по воскресеньям. А это только вторник. Нам пришлось опять идти на вокзал, и опять все сначала. Но ничего. Наступает воскресенье. Конечно, мы идем, и я говорю: «Славик, мы такие чумазые». Мы снегом вытерли руки, лица. Но все равно, мы идем в церковь Божию, пред Бога. Господь усмотрел и это. Когда мы пришли в ту гостиницу, где снимался зал церковью, мы пришли очень рано, за два часа до служения, Господь нам показал, где можно умыться. Мы умылись и привели себя в порядок.

Так как перед операцией я перенесла химеотерапию, три сеанса, и облучение, мои волосы выпали. То, что вы сейчас видите (показывает свои длинные черные волосы), этим волосам всего четыре года. Они так растут. А до этого я была лысая. Мне очень легко было привести себя в порядок – помыть и все в порядке.

Мы вошли в зал. Нам предложили представиться. Муж встал и на английском языке сказал… а это была церковь, созданная для работников посольств. Для евангельских христиан, которые во всех посольствах есть. И мы представились. Муж сказал, что мы христиане-пятидесятники, за проповедь слова Божьего выгнанные из страны. Пастор спросил:

– А где вы живете? – Муж сказал:

– На вокзале.

Богатому американцу очень сложно было понять, что «на вокзале» – это в зале ожидания, на полу. Он думал – в отеле, на вокзале. Поэтому он спросил:

– Вы желали бы, чтобы мы помолились за вас?

– Да, конечно, мы бы очень хотели этого.

Мы вышли вперед, за нас молились. А потом, после собрания, сказали: вы не уходите, потому что мы переходим на общение за столом. За чашкой кофе. Конечно, мы радовались. Мы перешли в другой зал, на общение. И я мужу сказала: «не вздумай съесть больше одного печенья». Мы две недели ничего не ели. Вот одно сухое печенье и маленькая чашка чая. Мелкими глотками.

Я услышала звонкий голос мальчишеский над головой: «а почему вы запрещаете мужу кушать?» На русском языке, в Турции, в Анкаре, в англоязычной церкви. Мы очень удивились. А мальчик сказал: «а я гагауз, с Молдавии. Я здесь учусь в университете, и Бог так милостив, что ответил на молитву мамы. Здесь нашлась евангельская церковь».

Мы пересказали свою историю. Этот молоденький брат, Николай, он побежал к столику, за которым сидел пастор. Он ему все пересказал. Пастор подошел к нам, и плакал. Он шел, и плакал. Он просил: «простите меня, чтобы и Бог меня простил». Конечно, мы тоже просили у него прощения, потому что нашего английского не хватило донести… весь трагизм нашего положения.

Мы больше на вокзал не вернулись. Слава Богу! А еще через несколько дней Господь дал нам работу.

Куда их поселили. Это была гостиница. Притом пять звезд. Роскошный номер. Конечно, первое, что мы сделали, мы сняли с себя одежду и приняли душ. Но мы уже не имели сил что-либо кушать. Легли и уснули. И только через двое суток я проснулась от того, что меня держат за руку. Это был врач. Пастор позвал врача, потому что мы спали не просыпаясь. Он испугался за наше здоровье, и позвал врача. А врач сказал: «ничего, они просто спят. Они просто истощены». Господь очень быстро восстановил нас. А еще через несколько дней мне предложили работу семейного врача к первому секретарю немецкого посольства. Как говорится: «из грязи да в князи».