– Чего только не сделаешь ради твоей белой шерстки! – игриво сказал Тихоскок. – И ради рыжего пятнышка у тебя на спине. Оно сводит меня с ума!

Он попытался погладить Белянку по спинке. Та захохотала, но руку его отвела, хотя и не очень решительно.

– Ты так рисковал ради меня! – с чувством произнесла она. – Этот толстый магистр мог тебя заколоть! Ты такой храбрый!

Тихоня приосанился и гордо расправил плечи. По правде говоря, сам он совсем не думал, будто он храбрый. Как раз наоборот – он никогда не совался в бурные драки между студентами и даже не участвовал в шумных попойках, гремевших в общаге каждую пятницу. Друзья даже смеялись над ним за то, что вместо веселых посиделок в пивной он предпочитал забиться в угол темной библиотеки, чтобы найти в ветхой книжке какую-то забытую истину. Однако Белянка смотрела на него с таким восторгом, что он сам начинал в себя верить.

– Как сияет в эфесе этот зеленый камень! – сказала девушка, переводя взгляд на шпагу. – Наверное, он очень дорогой. Гнилозуб сильно рассердится из-за того, что ты отнял у него любимое оружие.

– Еще больше он рассердится из-за того, что я отнял у него тебя, – улыбнувшись, ответил Тихоня.

Белянка приоткрыла комод и извлекла из него синий прозрачный платок из тонкого шелка. Она сбрызнула его ароматными духами и ловко завязала у Тихоскока на шее. Узелок получился похожим на розочку. Тихоня ощупал его и воскликнул:

– Это любовный узелок!

Белянка рассмеялась и отвела глаза. Повязывать «любовный узелок» было давней традицией студенческого городка. Так делали девушки, когда желали признаться, что им нравится парень. С этого момента парень и девушка считались парой.

Тихоня вскочил со стула и попытался обнять ее, но Белянка расхохоталась и увернулась.

Магистр Гнилозуб метался по просторному кабинету, заставленному мебелью из мореного дуба. У стенки стояли, вытянувшись в струнку и не дыша, дворецкий Долгопят в длинной зеленой ливрее с красными отворотами, и начальник охраны Твердолоб в медной кирасе и шлеме. Гнилозуб подбежал к ним, и, свирепо вращая маленькими глазками, заорал:

– Как вы могли допустить, что они унесли свои хвосты? Почему не вцепились в них зубами? Почему не вернули?

Долгопят вжал голову в плечи и попытался прикрыть испуганную морду отворотом ливреи. Твердолоб, наоборот, распрямился, уставился в потолок и разинул рот, но не нашел слов и только беспомощно заглотил воздух.

– Какой-то студент увел у меня невесту! – продолжал орать на них Гнилозуб. – Надо мной теперь весь город будет издеваться! В придачу, он стащил мою шпагу, а она стоит больше, чем ваши дрянные хвосты! Да мне сам бургомистр завидовал, потому что ему никогда ничего похожего не дарили!

– Извините, ваше высокородие! Мы непременно исправимся! – собравшись с духом, пробубнил Твердолоб.

– Не верю! – завизжал Гнилозуб. – Вы, коты драные, совсем мышей ловить перестали! Пущу вас на фарш! Крокодилам скормлю!

Кажется, Долгопят принял эту угрозу всерьез. У него застучали зубы, и он так опустил голову, что лишь один кончик носа остался торчать из ливреи. Твердолоб поскреб когтем медный шлем и через силу выдавил из себя:

– Я сейчас же пошлю стражу арестовать их. Обоих. Возьмем еще тепленькими, не извольте волноваться.

– Я с них шкуру спущу! – с мстительной мечтательностью произнес Гнилозуб. – Прямо на рыночной площади, у всех на виду. И пусть эта чернь зарубит себе на носу: со мной шутки плохи! А если они уйдут – тогда с вас. Выбирайте, кого мне разделать – либо вас, либо их!

Оба прислужника испуганно забормотали невнятные обещания и тут же унесли ноги. А Гнилозуб подошел к окну, оглядел рыночную площадь, заполненную народом, и грозно прорычал в воздух: