– Вы чего, глухие, что ль?! – норманн, крепко сжав здоровенные кулаки, более походившие на пудовые гири, встал напротив всё так же безмолвно взирающих на него друзей. – Может, тогда вам уши оторвать за ненадобностью?!

Трое товарищей молчаливо стояли, с недобрым прищуром озирая наглого незнакомца. Так обычно рассматривают какую-нибудь отвратного вида заморскую диковинную животинку, готовясь щёлкнуть той немедля по носу, коли предпримет попытку укусить за что-нибудь очень дорогое взирающего на сие чудо дивное любознательного зрителя.

– Я никак не пойму, – наконец, громко проворчал Ратибор, вопросительно покосившись на приятелей. – С кем эта размалёванная фекалька разговаривает последние несколько минут?

– Да похоже, Рат, что сама с собой! – хохотнул Мирослав. Глаза его при этом отнюдь не смеялись, холодно разглядывая новоприбывшего наглеца.

Яромир согласно хмыкнул, внимательно наблюдая, как пристаёт к пирсу и второй драккар. Викинги начали потихоньку сходить на причал, направляясь в их сторону.

– Что ты сейчас сказал?! – карие глаза широкоплечего дана сначала ошарашенно расширились от услышанного, а затем резко сузились в гневе, вперившись в синие зыркули рыжебородого гиганта, в бездонных очах которого плясали яростные всполохи голубого пламени. – Ну-ка, повтори!

– Говорю, дерьмо ты! – Ратибор довольно осклабился, предвкушая знатную заварушку. – И племя твоё поганое, из той же смрадной глины слеплено!

– Нас тут испражнениями назвали! – слегка повернув голову, громко гаркнул варяг, обращаясь к своим сородичам, тут же возмущённо загалдевшим, после чего одной рукой медленно достал из-за пояса топор, а другой – нож. – Ты покойник, рыжий! Сейчас я тебе кишки выпущу!

Стоящая на берегу, на возвышенности сотня ватажников из дружины Святослава мигом обнажила мечи да изготовила топоры к бою. Из них два десятка ратников споро рассыпались неплотной цепью по побережью, натянув луки и целясь в стремительно приближающуюся по пирсу к Яромиру, Мирославу и Ратибору толпу разъярённых северян, которые при виде такого манёвра русичей тут же замедлили ход. Яромир и Мирослав положили длани на рукояти мечей. Рыжебородый витязь же свою лапу с набалдашника секиры и не снимал, всё так же, впрочем, небрежно на неё облокотившись.

– Давай уже, пустомеля! – Ратибор призывно, кончиками пальцев левой руки, характерным движением поманил к себе хамоватого гостя. – Ближе к делу, хорош воздух попусту сотрясать!

– Кубальд, стой! – раздался повелительный крик. Принадлежал он шедшему впереди шайки викингов дану средних лет, выделявшемуся среди своих соплеменников в первую очередь внушительным ростом и богатым одеянием. Облачён он был в высокие, пурпурного цвета, добротные сапоги, шёлковые, украшенные причудливой окантовкой, тёмно-зелёные шаровары и рубаху без рукавов. Чёрная грива волос с точно такой же густой бородой до пупа обрамляли его обильно покрытое древними письменами обветренное, властное, суровое лицо. На поясе болтались стандартные для варягов одноручный топор и нож, отличавшиеся от оружия остальных норманнов разве что высоким качеством ковки.

– Этот косолапый меня оскорбил! – взвился недовольно стоящий перед друзьями северянин. – Я хочу его крови!

– Обожди, я тебе сказал! – подошедший дан окинул прищуренным опытным взглядом сначала замершую чуть выше береговой кромки, готовую ринуться по первому зову в бой сотню русичей, зыркнул гневно на Кубальда, заставив того нехотя отойди своему владыке за спину, после чего перевёл взор на троих товарищей и представился: – Меня величают ярл Олаф, я возглавляю эту дружину отборных душегубов! Вы нас встречаете от властителя мирградского? Обзовитесь, дабы представление имелось, пред кем речь держу!