День я работал сменным мастером, а во вторую смену переодевался в токари. Там, где мальчишки трудились вдвоем под руководством Бори Синицына, я работал один сразу на двух станках. Впрочем, щупом по копиру и резцом по болванке станки, слава Богу, трудились сами. Моя задача весьма проста – поставил заготовку, снял деталь.

Приезжал домой после полуночи. Подъем уже в шесть часов. Уставал, конечно, но все ничего, если бы не теща. Она вдруг обнаружила у дочери растущий животик, и появилась у нее новая мания по пьяному делу – сядет в коридоре у нашей двери, стучит в нее каблуком туфли и вопит:

– Томка-дура, сделай аборт – не хочу от него ребенка!

Тома рядом со мною лежит и не спит, держит за руку меня и уговаривает – перетерпеть, не вмешиваясь. А эта косая карга из отведенных мне распорядком дня пяти часов сна умудрялась отобрать еще половину. Как можно дальше жить?

Организм мой поплыл. Я засыпал в автобусе, возвращаясь с работы. Возвращался пешком из города, если кондукторша не будила, и я делал круг. Злость копилась вместе с усталостью. Я понимал – рано или поздно быть катастрофе. Почему этого Тома не понимала, не знаю.

Под катастрофой имею ввиду не гибель Земли и цивилизации, а мои разборки с тещей – однажды разозлюсь окончательно и пришибу ее насмерть одним ударом.

Но человек – существо адаптирующее. На место усталости пришла апатия, поглотившая все остальные чувства. Все кончено – жизнь прошла, пришел конец моему будущему. Неудивительно, что мне трудно представить второго своего ребенка – похоже, что я не доживу до счастливого дня его рождения.

Меня удерживала от расправы над тещей любовь к жене? – да вряд ли. Любовь – это блажь пресыщенного организма, а мой был истощен основательно. Мне и секса теперь не хотелось – желание было одно: лечь, закрыть глаза и никогда не просыпаться. Последнее чувство – уважение к жене – исчезло напрочь в эгоистическом желании спать-спать-спать….

Может, гордость меня держала на ногах в те дни? Чувство гордости – я моряк! я офицер! я мужчина, черт возьми! я многое могу перетерпеть.

Или чувство стыда – Тома же терпит!

Бывали, конечно, и выходные.

Тома занималась своей мамой, если та пьяная, а я отсыпался. Все возвращалось на круги своя – как ни крути, никуда не денешься, мы семья, и скоро у нас родится ребенок. Честно говоря, я бы не смог его оставить, если бы даже Тома, в угоду матери, отказалась от меня. Подобные шаги не для меня – я слишком исполнен чувства долга. Все, что заложили в меня природа и родители для великих целей – впустую. Вся моя жизнь – лишь бессмысленная череда неудач.

Почему-то от этой мысли становилось легче. Мне не добиться чего-то в жизни, чтобы потрафить родителям и собственному самолюбию. А раз не добиться, то не стоит и переживать. Жизнь дана для того, чтобы за ней наблюдать. Понаблюдаем….

Надо отдать должное Томе – она научила меня сдерживать ярость. Ярость, граничащая с бешенством – существенный недостаток. Да и вообще любые сильные эмоции следует сдерживать внутри себя. Тома умудряется не проявлять даже сексуальные оргазмы. Жесткий самоконтроль или их нет совсем?

Одно было абсолютно очевидно – игра наша в молчанку с Томой затянулась. Нам еще предстоит ребенка воспитывать, и я подумывал, что мне совсем не улыбается продолжать совместную жизнь с неразговорчивой, скучной женщиной. Пришло время восстановить нормальные отношения. Я напомнил себе, что в обязанности мужа входит добиваться послушания и покорности жены.

Наблюдая, как Тома завтракает субботним утром, любовался ее отменными манерами. Она пользовалась столовыми приборами с грацией эталона, служащего всем примером. Вот что значит быть педагогом! Появилось законное чувство гордости – я женился на хорошо воспитанной женщине. Если припомнить манеры ее мамочки, то заслуга Томы в деле собственного воспитания двойная.