Поздно вечером, чувствуя, что боль так и не угнездилась в ноге, предложил отцу:

– А давай выпьем.

Когда накрыли журнальный столик перед диваном в виду телевизора, я попросил:

– Мы завтра сгоняем с тобой в аптеку за костылями?

– Сгоняем.

Мне хотелось поговорить с отцом – показать ему, что я сломан, но не сломлен, что АИЗ – это бомбоубежище; я поднимусь оттуда и начну сам херачить своих врагов: я не смирился.

Отец налил и предложил чокнуться:

– Надеюсь ты знаешь, чего хочешь и делаешь.

Выпили. Отец снова налил.

– Вот только с Тамарой я тебя не пойму – объясни.

– Попробую, если поймешь… Она все свои силы и половину жизни посвятила противостоянию с матерью – вернее держит ее за руку на краю пропасти. При этом сама остается слабой и уязвимой для внешних воздействий.

– Кой черт тебя заставил на ней жениться? Нравится? – ну, дружили бы без последствий.

– Теперь уже поздно причитать, но скажу… После измены Ольги Викторовны, после собственных похождений мир изменился в моих глазах: все бабы, мне казалось, в нем ..ляди! И вдруг Тамара Борисовна – такая чистая, непорочная и порядочная… Мне казалось, таких не бывает. Не устоял….

– Да, – согласился отец. – Есть ценности, которые не меняются.

– Какие, например? – я рад был переключить внимание со своей персоны.

– Верность, забота, взаимопонимание.

Я ничего не ответил, но подумал – а ведь отец оказался прав. Сейчас поясню, о чем это я. По дороге домой из Челябинска с моей свадьбы в машине разгорелся спор между отцом и зятем. Отец молчал-молчал и вдруг выдал:

– Не-а, жить не будут.

Зять был выпившим:

– С чего ты решил?

– Ну, если ее отец прямо на свадьбе говорит о любовниках, то как с такой жить?

А дело вот в чем. Поздравляя молодых, мой тесть поднялся и сказал:

– Оля и Толя, желаю вам стать добрыми друзьями и нежными любовниками!

Отец расслышал лишь последнее слово и сделал вывод.

– Я хотел извиниться перед тобой, отец.

– За что?

– За то, что не сделал карьеру, на которую ты надеялся.

Отец покачал головой.

– Мы предполагаем, жизнь располагает.

– И я верю, что не все еще потеряно. Придет время, и всех пашковых метлой сметет в урну истории, а я еще поработаю для блага Родины в полную силу.

Отец усмехнулся:

– Сейчас это довольно сложно, но будем надеяться, что со временем все изменится.

– Вся страна на это надеется, – я улыбнулся и поднял рюмку. – Давай, пап, выпьем за перестройку!

– Давай! Чтобы Пашкова убрали, Анатолия Михайловича поставили, и он вернул тебя в райком.

Опять за рыбу деньги!

– Что касается меня – обратного пути у меня нет. Ариведерче!

– Это ты сейчас на них сердишься, а пригласят – пойдешь.

– Нет. Я вообще ни на кого не сержусь – в том-то и беда. Проблема в том, что я проиграл. Но ведь жизнь – зебра; завтра я снова окажусь на коне, а они под его копытами….

Переведя дыхание:

– Фу… дед, кажется мы напились. Пойдем спать.

– Давай еще посидим – поллитра не осилили. Где это видано!

– Давай посидим, но тему сменим. Знаешь, иногда мне кажется, что я существую… как бы отдельно от себя самого. Такое возможно или у меня не все в порядке с психикой? У тебя такое бывает?

– Не знаю, я – это я, а ты такой заумный у нас…

Закончив застолье, мы вышли во двор..

Над головой бескрайнее небо, усыпанное яркими пятнами звезд и похожее на опрокинутую черную пиалу с розовыми краями. Где-то под ним же Тома и Настенька ….

Утром мы приехали к аптеке. Отец вошел и взял костыли напрокат. Подогнали их под мой рост. Я попробовал несколько шажков (прыжков?)… и улыбнулся:

– Годится. По-моему на ближайшее время никаких официальных встреч и званых обедов с танцами не запланировано.