Автобус укутал тёплом салона. Молчаливый водитель, принял оплату, закрыл двери и мы тронулись. Увозя меня подальше. Даря мнимую безопасность.

Золотистые огоньки превращались в тонкие и изящные линии. То сливались в одну, то вновь разбегаясь по разные стороны оконного стекла.

Людей в салоне было совсем немного. Еле слышно играла музыка. При тёплом, но тусклом свете, я разглядела свои ноги. Они были грязные. Брызги от луж, превратили меня в гепарда. Юбка платья помялась. Из отражения на меня смотрела совсем юная девушка, переруганные глаза на пол лица, печально уставились в одну точку, бледное лицо, спутавшиеся волосы. Жалкое зрелище.

Вот и моя остановка. Весь адреналин улетучился и до дома я еле шла. Свет в окнах не горел. Хоть сейчас и не так поздно, чтобы его отключать.

Перед входной дверью я сняла сандали. Светло-бежевые с нежными вышитыми цветами, напоминали грязную веревку забытую в луже. На цыпочках я проскочила прямиком в ванную комнату. Затолкав всю одежду в стиральную машину, забралась под душ.

Горячая вода обволакивала. Грязные струи стекали в слив, убегая по трубам. Запах геля для душа с лавандой и апельсином, вытеснил душок мяты и цветочного одеколона. Зубы я почистила дважды.

Тело раскраснелось, кожа на пальцах сморщилась. Но я упорно продолжала стоять, надеясь, что вода вымоет заодно и воспоминания. Но стук в дверь внес корректировку в мои планы.

– Мира, у тебя все в порядке? – мама как всегда была начеку.

– Да, все в норме.

– Давай заканчивай и приходи на кухню.

Выключив воду, я стекла на пол душевой. Разговорить сейчас не хотелось. Но маму не проведёшь. Первое официальное свидание! Как же! И дернуло же меня за язык рассказать об этом.

Шаркая тапками, как древняя старушка, я плюхнулась на стул. Нижний свет обволакивал кухню, делая все таинственным. Передо мной мама поставила дымящуюся кружку чая с ромашкой.

Серьезно? Я терпеть не могу ромашку. Мои брови взлетели вверх.

– Боюсь после потопа в ванной, нам нужна тонна ромашковом чая, – по доброму произнесла эта невыносимая женщина.

Мое лицо скукожилось ещё сильнее.

Поджав ноги и обхватив их руками, я продолжала свой протест. Чай с ромашкой не спасёт меня.

– Вижу, дело обстоит куда серьезнее, – начала она, – знаешь, ромашка, помогает заснуть, а сегодня тебе это не помешает. Новый день подарит надежду на новое лучшее.

Я продолжала сверлить чашку взглядом.

– Плохое случается, плохие люди, – я кашлянула, – отвратительные, лживые и очень мерзкие, – поправилась она, выразительно глянув на меня, – люди существуют. Мир разный. И мы все совершаем ошибки. Ошибки выбора, – мама вздохнула и отпила от своей чашки, – главное это твоё отношение. Ты можешь начать ненавидеть мир и людей в нем, а можешь дать ему ещё один шанс.

– Я не ненавижу мир, мам, – голос осип и пропал, – я ненавижу одного конкретного человека, – прошептала я.

Глотнув из чашки, поняла, что ромашка не такая уж и противная. Уж не противней ситуации.

– Не держи эту ненависть в себе. Полезнее от того, что она будет жить внутри тебя, не станет. Ее надо выпустить наружу.

– Легко сказать.

– Никто и не говорит, что это будет легко.

– Время.

– Ага, время лечит, слышала.

– Оно не лечит, – поправила мама. Просто станет по другому. Ты по другому посмотришь на эту ситуацию. Да, будет больно, грустно, но острота восприятия утихнет.

Она встала и присев на краешек моего стула, обняла.

– Мам…

Слёзы катились градом. Ни сил, ни желания останавливать их не было.

– Я рядом, – как в детстве, поглаживая, приговорила мама.

– Я такая глупая, – захлебываясь пробормотала я.

– Нет, нет, это не так, – продолжала утешать она меня.