На сковороде танцуют джалеби, имарати и балушахи. Мороженое, крем-брюле, кулфи, тирамису, гулаб джамун, суфле, кхир из семян эвриалы, кхир из батата, рисовый кхир. Халва из маша и морковная. Шахи-тукда, пироги, мальпуа, печенье. Папад, пакоры, чатни, соусы, подливы, маринады. Считать – не пересчитать. Есть пришли или в счете упражняться?

Но когда речь заходила о еде, бытовавшей во времена розовых полей, с этим ничего не могло сравниться. Между Старшим и его женой разгорались ужасно забавные битвы, смешившие всех вокруг, только вот смех супругов может превратиться в ярость в любой момент. Старший был с востока, а жена с запада. Он просит бхарбхару, макуни, тиккар, гурамму, она готовит джордои, пхаджиту, матха-гхуинью, и однажды, когда Невестка модернизировала рецепт свекрови и подала молочный коктейль с жареной мукой сатту, раздор достиг своего апофеоза.

– Разверни Маму ногами к солнцу!

К счастью, во время последнего обеда обошлось без перепалок, и Старший, преисполненный гордостью и нежностью, восславил свою малую родину, подняв флаг, на котором красовалось его излюбленное блюдо – бати-чокха. Здесь столпилось больше всего народу, да и как не столпиться этим несчастным горожанам, отрезанным от корней? В стране манго сколько из них видели дерево манго? Что уж и говорить о свисающих гроздями неспелых зеленых манго? А слово «бати-чокха» они просто не могут произнести.

Позади дома, где лужайка плавно перетекала в овощные грядки, на расчищенном куске земли стоял металлический бак, в котором горел кизяк, а на нем жарились бати. Рядом на подносе лежала приготовленная для них начинка: сатту и особый маринад, характерный для восточного Уттар-Прадеша и Бихара, сделанный из перетертых больших красных перцев чили, смешанных с чесноком и солью. Люди смотрят, как Ядав джи отрывает кусочки теста, начиняет их и раскладывает на угольки жариться. Отрывает кусочки теста и между делом щипцами переворачивает бати. Люди смотрят, как они жарятся, как Ядав раздувает огонь и переворачивает их. Люди смотрят, как происходит чудо. По мере готовности Ядав джи поднимает бати щипцами и отряхивает от приставшего пепла. Рядом стоит плошка с ароматным коровьим гхи, куда он их макает. Солнце смотрит на гхи и узнает себя в его цвете. Ядав джи выкладывает сочащиеся бати на блюдо. Люди встают, восторженно восклицая, как будто услышали любимые стихи в поэтическом собрании. Ядав джи раскладывает пропитанные гхи бати и баклажанное пюре по тарелкам, сделанным из листьев. Женщины протягивают руки:

– Я съем, даже если стану круглой, как футбольный мяч!

Со всех сторон раздается громкий смех. Ядав джи улыбается и вручает следующую тарелку с горячей бати. Он приехал из далекой деревни, чтобы добавить блеска на празднике старшего сына большого господина. Большой господин устроил его сына работать на железную дорогу, теперь вот и Ядав джи по случаю навещает сына в его служебной квартире.

Все жаждут и стремятся попасть на государственную службу. Посыльный, констебль, наборщик текста на печатной машинке, водитель, садовник да кто угодно – лишь бы в государственной конторе. Тогда можно с облегчением выдохнуть до конца жизни. Тренинги-курсы, институты-университеты и кредиты – все только для того, чтобы прийти к желанной цели.

С Ядавом джи все понятно, но тут была целая вереница благодарных и преданных, чьи родители, или родители их родителей, или их дети, или дети их детей, или они сами обзавелись броней государственной службы благодаря Старшему или его предкам.

Например, Вилас Рам и его жена Рупа. Ему было десять лет, когда он сбежал из деревни в горах. Раз за разом он тщетно пытался устроиться на работу к Старшему и, наконец сдав экзамен после десятого класса, что было обязательным условием для получения государственной службы, начал свой путь взросления под покровительством Старшего – заходил в дом с покрытой головой в знак уважения и все ныл и ныл, пока после нескольких лет временной работы не получил постоянную должность в департаменте по контролю и аудиту. Однажды он поехал в деревню, женился и вернулся обратно, в следующий раз привез с собой Рупу, а потом привел двоих или троих сыновей, уже не уезжая в деревню, и каждый раз, когда случалась какая-то нужда, они приходили к Старшему – то есть будь то их нужда или его. И конечно, они должны были присутствовать на последнем обеде. Еще был Палту, муж Гонды, которого Старший устроил садовником в гостевой дом при департаменте атомной энергетики. Он приходил два раза в неделю с букетами: гладиолусы, туберозы, розы, душистый горошек, гвоздики – каких только цветов там не было, и расставлял их в доме по вазам там, где пожелает госпожа. А еще Кантхе Рам, который был дядей Виласа Рама – он приехал в город искать сбежавшего сына да так и не вернулся обратно, потому что тоже увидел здесь свое будущее. Старший, будучи государственным служащим, хоть и оставил деревню, Гангу, розы, опиум и производство духов, был мудрым правителем и прибежищем для всех. У его дома всегда толпится народ, и на лице каждого читается просьба, как будто к нему приклеена записка: этого куда-нибудь пристройте, этому помогите поступить, этого нужно отправить на обследование к врачу, этого продвиньте по службе, что-то застряло дело, а на этого в полицейский участок пришло ложное обвинение, спасите. Сахиб джи, замолвите словечко перед главным инженером… Господин Пендсе – начальник в городском управлении, если вы просто позвоните ему… Главный врач знает вас, там нужны охранники… Рати Лал прибегал дважды. Один раз от напальника полиции, куда его взяли по рекомендации Старшего, мол, устроим в полицию, когда будет возможность, а пока взяли дворником в полицейское общежитие, и этого он никак не мог вытерпеть. Второй раз прибежал, когда сын начальника временно взял его в свое издательство и назначил ответственным за перевозку книг и прочих бумаг. Старший объяснил, что вся провинция подчиняется начальнику полиции и со временем его обязательно возьмут в штат, но Рати Лал не отступал. Вместе с остальными полицейскими он спал на кровати, укрывшись одеялом, ел роти с маслом, баранину и курятину, но: