Решение было принято сознательно. Потому что вспомнил, куда я так спешил. Пытался встать, но ноги не слушались меня. Не чувствовал я их. И взбесился, потому что не мог смириться с этим. Кое-как я сбросил себя с больничной койки, упал на пол. Но «ангелочки» подняли меня и уложили на место, укололи и успокоили. Я уснул. Когда проснулся, повторил попытку встать на ноги. И опять неудача постигла меня. Но мысль; «Надо идти!», не давала мне покоя. Думаю, я надоел там всем, так как меня невозможно было удержать. И однажды я всё же встал на ноги свои; стоял возле своей (больничной) койки, обеими руками держался за её железную спинку и дрожал от собственного бессилия. Я говорю вам чистую правду; такое не забывается. Мне тяжело было удерживать голову свою, «большую», и не мог я тогда самостоятельно передвигать ноги свои, они тащились по полу. И мне больные говорили: «Парень! Лежать тебе надо! У тебя сотрясение мозга!»

Но я презренно молчал. Потому что в моей памяти сохранились более тяжёлые минуты; возвращение с того света. И после пробуждения выползать из леса мне было нелегко. И поэтому покой меня уже не устраивал.

Сколько времени понадобилось мне для того, чтобы заставить ног своих идти, я не знаю. Помню одно; они всё же пошли. И я добровольно ушел из палаты милосердия.

Шёл я медленно, еле передвигая ноги свои, широко расставив локти. Я

старался сохранить равновесие, чтобы не упасть. Думаю; если вдруг упаду, то не смогу встать. Значит, голова моя всё же соображала. Но глаза мои ещё не открылись полностью, и поэтому я шел гордо опрокинув голову назад, чтобы видеть свой путь. О том, что моя дорога (тропа зверя) ведёт меня к светлому будущему, я не знал.

Когда я находился в больнице, смотрел на себя со стороны. Зеркало было «кривое»: я видел там сильно опухшее лицо. Узнать себя было очень трудно. Я помню; украшали меня настоящие синяки, большие ссадины и глубокие царапины. Кончик носа отсутствовал; как будто срезали его. Мой внешний вид был ужасным. Вся одежда моя была в крови, и она уже давно засохла. Я шел по улице районного центра и ревел как зверь от невыносимой тяжести и нестерпимой боли. Пытался я тогда убежать от самого себя. И шел в отчий дом, к сыну. Люди в страхе уступали мне дорогу. Я у них спрашивал, где вокзал, но они не понимали меня. Одна пожилая женщина прикрыла рот свой краешком платка, неожиданно увидев меня, и протянула руку в сторону вокзала. Она поняла несчастного, и осчастливила его. И я всё же дошел до вокзала. Приложив огромное усилие, ползком по ступенькам, я смог сесть в электричку. Вагон был почти полным, но пассажиры быстро освободили его. Получается, что я действительно был страшным. И со всех сил своих старался не проспать свою станцию. В рабочем поселке меня окружили любопытные люди. Они смотрели на меня с опаской, как будто к ним явился настоящий зверь. Для многих я был неузнаваемым. Почему-то мне было понятно это. Мастер спросил: «Где ты так долго пропадал?» И распорядился в срочном порядке отправить меня в больницу. Врачи дали мне справку, что я нежилец. Они определили это без всякого обследования. Начальник ПМС уволил меня с работы по моему собственному желанию, без отработки. Жилой вагончик я сдал, по установленному законному порядку. Переехать помогли мне мои родственники, так как я еле-еле двигался. И даже говорить мне было трудно. Я думал: «Долго жить не смогу». Но судьба распорядилась иначе. Мать моя не бросила меня; ещё раз выходила сына своего, приложив все свои силы. И бабушка моя (очень сильная женщина) несла на своих плечах тяжёлый груз ради благополучия семьи. Помогали мне и братья и другие добрые люди; родственники и односельчане. Вместе мы всё же победили смерть; я стал трудоспособным. Колхозные лошади верно служили мне, своему «Царю», показывая немощному человеку пример выносливости и терпения. И я молча трудился во благо своё.