В одном она была уверена полностью – заснуть, повернувшись к Йядайе лицом, она точно не сможет. При том, что заставить себя повернуться к нему спиной она тоже не могла. По крайней мере надолго. Раз за разом задремывая, она просыпалась, вздрагивая, и торопливо открывала глаза, чтобы узнать, не крадется ли к ней ее медуза-сосед. По прошествии некоторого времени она поняла, что совершенно лишилась сил, но поделать ничего с собой она не могла. Хуже всего, что каждый раз, когда она двигалась, начинали шевелиться и щупальца Йядайи, лениво приподнимаясь в ее сторону, словно бы он спал с приоткрытыми глазами – что, похоже, и было.

Сама не своя от усталости, с раскалывающейся от боли головой, к чему под конец присоединился еще и бурлящий желудок, она поднялась с кровати и улеглась прямо на полу, вытянувшись рядом со своим ложем. Теперь, как бы она ни повернулась, Йядайя ей был не виден. Все, что она могло увидеть, ограничивалось подножием стола-платформы, прямо перед ней, и куском стены. Йядайя оказался полностью исключенным из ее мира.

– Нет, Лилит, – вдруг проговорил он, не успела она закрыть глаза.

Она промолчала, притворившись, что не слышит его.

– Ложись на кровать, – продолжил он. – Или на полу вот здесь. Но там спать не нужно.

Она продолжала лежать неподвижно, вся напряженная с головы до ног.

– Хорошо, если ты хочешь, можешь оставаться на месте, но я тогда переберусь на кровать.

Это было невозможно, тогда он окажется прямо перед ней – слишком близко, будет нависать над ней. Медуза, гипнотизирующая своим насмешливым взглядом.

Поднявшись с пола, она не легла, а рухнула на постель, про себя проклиная и его и себя, униженную, и немного поплакала. Всхлипывая, она наконец погрузилась в сон. Ее тело просто не могло больше выдержать такого мучения.

Она проснулась внезапно, как от толчка, и, мгновенно обернувшись, уставилась на него. Он по-прежнему сидел на своей платформе и похоже даже не пошевелился за прошедшее время. Когда пара его щупалец вздрогнула и чуть приподнялась в ее направлении, она скатилась с кровати и опрометью бросилась в ванную. Он дал ее возможность побыть немного одной, умыться и покопаться в жалости и презрении к себе. Она не могла вспомнить, когда последний раз столь долгое время непрерывно испытывала такой сильный страх, чувствовала себя такой растерянной и жалкой. Йядайя даже не пытался что-нибудь сделать, а ее трясло от страха как последнюю трусиху.

Когда наконец он позвал ее, она глубоко вздохнула и вышла из ванной.

– У меня ничего не получается, – сказала она голосом, в котором дрожали слезы. – Прошу тебя, отправь меня на Землю вместе с остальными людьми. У меня все равно ничего не выйдет.

Он ничего не ответил.

По прошествии некоторого времени она снова заговорила, теперь уже о другом.

– У меня тут шрам, – сказала она, дотрагиваясь до своего живота. – На Земле его не было. Что вы со мной сделали?

– У тебя была опухоль, – ответил он. – Рак. Мы избавили тебя от рака, больше ничего. В противном случае болезнь убила бы тебя.

По спине у нее пробежал холодок. От рака умерла ее мать. Рак был у двух ее теток, и бабушку ее трижды оперировали по поводу злокачественных опухолей. Теперь все они мертвы, пали жертвами чьего-то безумия. Но «традиция» ее семьи продолжилась в ее лице, это было похоже на правду.

– И что же вы у меня вырезали вместе с опухолью? – тихо спросила она у него.

– Ничего.

– Ни грамма внутренностей? Ни куска легкого? Ни клочка мочевого пузыря?

– Нет, ничего такого. Мой сородич вылечил тебя. Можешь считать, что ты не потеряла ничего, что хотела бы сохранить.