После танца я забился в угол. На меня все навалилось снова. Черт, как же я мог все это забыть… я живу в антиутопии. Нет, конечно, в книге много чуши, это понятно; но вспоминались мертвые глаза Аркадия Дикого. Его лицо не было обезображено действием вакуума. Так еще хуже – казалось, что глаза смотрят на меня с упреком. Его… убили? Да с чего бы? Это ведь чушь, это бред. Он никому не мешал. Но в книге верно указан один факт – никто не контролирует ОЗ. Никто не может это проверить.

Как мы можем так жить, как я мог так жить – не задумываясь ни о чем, просто работая, просто общаясь с милыми, приятными сердцу ребятами, друзьями…

Торрес? Неужели инженер-аэрокосмик способен на такое? Ну ладно моя мать. Осколок героического прошлого. Там можно представить все, что угодно. Но обычный инженер, обычный славный парень с «Четверки»…

– Стани? – Амала присела рядом со мной, – ты чего такой смурной?

Смуглая рука коснулась моей. Черные большие глаза Амалы смотрели встревоженно. Я забыл, кем она работает, она у нас не часто появлялась – но спросить вот так неловко. Я выпрямился и улыбнулся.

– Как у вас там, на «Двойке»?

– Да хорошо, – индийка тоже улыбнулась рассеянно, – я-то мало связана с делами базы, сижу в башне, задачки решаю… знаешь, теоретическая космогония это больше математика. Но я занимаюсь формированием астероидов и малых планет, наблюдения тоже нужны. И пожалуй, даже просто сидеть на Церере куда продуктивнее, чем на Земле, настраивает на совершенно другой лад. Многое начинаешь понимать иначе, более глубоко. Наверное, так же и с медициной…

– Люди – они везде люди, – произнес я мрачно, – и на Земле, и на Юпитере. И в других системах…

Я усмехнулся собственному афоризму. Это правда: люди везде остаются людьми; нам, салверам, все равно, где работать.

И вот я сижу в дальнем Космосе, среди мертвых камней, у черта на куличках, и переживаю из-за межчеловеческих отношений. Из-за того, что общество – до сих пор слишком сложная и непонятная штука.

– А кстати, насчет других систем… Ты знаешь, что дали добро на колонизацию 61 Лебедя? Планета будет называться Радуга, Российскому Совету официально дан приоритет. Сиань и Нью-Атлантис давно полным ходом осваиваются, теперь еще одна планета будет.

– Что, серьезно уже пришло подтверждение от пионерской экспедиции? Я так отстал от жизни?

– Конечно, лекарь! У тебя, по ходу, депра, исцели себя сам. Пришло подтверждение, начато строительство города!

– Ничего себе! – я переваривал новость, – это означает, что уже очень скоро будут набирать колонистов…

– Я решила подать заявление! – воскликнула Амала, – и плевать, если там космогония будет вынесена из списков служб – ею я могу заниматься и в свободное время! Я могу служить кем угодно, есть образование инженера-программиста, да и астрофизики там точно нужны…

– А что тебе, на Земле надоело? – поддел я девушку. Амала засмеялась.

– Это меня спрашивает церерианин, на Церере!

– Про что перетираем? – подсел к нам Вэнь.

– Про колонизацию! Ты слышал, что разрешили начинать широкое заселение Радуги?

– Конечно. А вот если ты об этом не слышал – это еще один симптом!

– Да мне не до того просто, – я повернулся к Амале. – Послушай, но ведь это совсем другое. В Систему мы вербуемся на время. Это считается чуть ли не подвигом, некоторые вон специально добиваются этого ради карьеры. А тут… на всю жизнь ведь.

– Ну межзвездные полеты теперь возможны, почему так уж фатально, – возразил Вэнь.

– Я не про то… конечно, если поймешь, что ошибся, вернуться можно будет. Невозможно представить, что Совет одобрит иной порядок. Но официально ты все-таки вербуешься навсегда. До конца жизни. А там… там нет многого из того, к чему мы привыкли на Земле.