Старпом позвонил распорядительному дежурному:
– Это говорит старпом Попова Павлов. Распорядительный подумал: «Я счастлив» – и ответил:
– Есть.
– Сообщите на корабль, что я задерживаюсь, что-то с замком, дверь не открывается. Пусть наш дежурный пришлет кого-нибудь посообразительней.
Распорядительный позвонил на корабль. Дежурный по кораблю ответил: «Есть. Сейчас пришлем» – и оглянулся.
Сообразительный на флоте находится в момент, потому что он всегда рядом.
– Слышь, ты сейчас что делаешь? Так, ладно, все бросай. К старпому пойдешь, у него там что-то с дверью. На месте разберешься. Так, не переодевайся, в ватнике можно; наверное, сопкой пойдешь. Топор захвати. Ну и сообразишь там, как и что. Ты у нас, по-моему, сообразительный.
Сообразительный был телом крупен. Такие берут в руки топор и приходят.
– Здравия желаю! – сказал он старпому через дверь.
– Ну, здравствуй, – сказал ему старпом, ощутив вдруг желание надеть на себя еще что-нибудь кроме трусов, что-нибудь с погонами.
– А зачем я взял топор? – соображал в тот момент сообразительный. – И без топора же можно. Только руки все оттянул.
Он даже посмотрел на руки и тяжело вздохнул – точно, оттянул.
– Ну чего там, – услышал он голос старпома, который уже успел одеться и застегнуть китель, – чего затих? Умер, что ли? Давай!
А вот это неосторожно. Нельзя так кричать «Давай!» личному составу, нельзя пугать личный состав, когда он думает. Личный состав может так дать – в тот момент, когда он думает, – костей не соберешь!
– Щас! – Наш сообразительный больше не думал. Он застегнул ватник на все пуговицы, натянул зачем-то на уши шапку, засосал через губы, сложенные дудочкой, немножко воздуха, изготовился, как борец, – и-и-и-ех! – и как дал! Вышла дверь, и вышел он. Неужели все вышло? Не-ет! Что-то осталось. А что осталось? А такой небольшой кусочек двери вместе с замочной скважиной. Мда-а, мда-а…
Росписи
На флоте не умеют ни читать, ни писать.
– Где? Здесь? – спрашивает старпом и, размахнувшись, шлепает печать совсем не туда, где скребет бумагу палец командира подразделения.
– Да не там же! – хватается за уши и ноет командир подразделения. – Вот же где нужно было! Здесь же написано! Теперь все переделывать!
– Раньше надо было говорить, – делает себе ответственное лицо старпом и завинчивает печать.
Нет, на флоте не умеют ни читать, ни писать. Но зато на флоте умеют расписываться. В любом аморфном состоянии, и даже безо всякого состояния, военнослужащий на флоте не теряет способности рисовать те каракули, в которых даже его родственники никогда не узнают представителя их чудесной фамилии.
Флот силен своими росписями. Где он их только не ставит. На каких только бумажках он не расписывается. Особенно в журналах инструктажа по технике безопасности. Сколько у нас этих журналов инструктажа – этого никто не знает, и расписываемся мы за этот инструктаж когда угодно. Поднесут журнал в любое время дня и ночи – и расписываемся. Скажут:
– Вот здесь чиркани, – и чирканешь, никуда не денешься.
На огромном подводном крейсере шел прием боезапаса: машинка торпедо-погрузочного устройства визжала, как поросенок, в тумане, и торпеда ленивым чудовищем сползала в корпус.
Среди общего безобразия и суетни взгляд проверяющего непременно нащупал бы Котьку Брюллова, по кличке Летало. Лейтенант и минер Котька был награжден от природы мечтательностью – редкое качество среди славного стада отечественных мино-торпедеров.
– Очнитесь! Вы очарованы! – периодически орал ему в ухо командир.
Котька пугался, начинал командовать, и все шло наперекосяк. А потом он опять забывался и в мечтах далеко улетал.