Наконец багром зацепили и подтянули к борту. Потом отпаивали. Словом, ночь прошла чудесно, и вот теперь он веселится, идиот.

Гестапо

И снова завод – вонь – мрак – сварка – резка. Все время что-то вырывают и уносят, вырывают и уносят. Туда-сюда по центральному ходят люди. Работяги, разумеется, в ватниках, шапках, окаменевших сапогах. В центральном бедлам и непрекращающиеся звонки телефона. Только трубку положил – она опять задергалась. Ошалевший дежурный всякий раз хватается за телефон и говорит:

– 424 заказ, дежурный…

Наконец – после трехтысячного звонка – он не выдерживает и рявкает в трубу:

– Гестапо!!!

Центральный онемел, там, в трубке, тоже, потом оттуда раздается несчастненькое такое:

– Извините…

Минут пять не звонит никто, потом робкое – дзинь!

– 424 заказ, дежурный…

– О! – говорят в трубке и, повернувшись к кому-то: – А ты говорил «гестапо»!..

Дайте мне…

– Але… дайте мне крейсер «Киров» в Бискайском заливе……это крейсер «Киров»?

– Да.

– В Бискайском заливе?

– Да.

– Дайте мне начхима… Начхим?.. Але… начхим?! Начхим?! Это начхим?! а?!.

– Это – начхим!

– А-а… наконец-то… Это ты, скотина!!!

Маленькие трагедии (три штуки) и киносценарий (одна штука)

I

Для чего существует флот?

Для инспекции Министра Обороны.

Генерал-инспектор – для флота стихийное бедствие: смерч – самум – ураган – цунами, без штанов можно остаться.

– Всем по казармам и не высовываться! Вахтенных по подъездам расставить не ниже капитана третьего ранга!

Генерал на вертолете. На площадке его ждут. Генерал медленно вышел. Вертолетчики остались на местах с вертолетными лицами. Генерал по тылу.

Растопыренный начальник тыла шагнул к нему с рапортом. Ручки дрожат. Что-то долго докладывает. В это время появляется стая собак. Собаки любят парады, доклады, чувствуют торжественность минуты. Счастливая, улыбающаяся сука расположилась у ног генерала, весело поглядывая на начальника тыла. Ее свита – кобелей пятнадцать – расположилась полукругом, демонстрируя хвостами свое добродушие.

Начальник тыла, с лицом перекошенного страдальца, склонившись вперед, рука к козырьку, едя глазами, пытается ногой незаметно отогнать кобелей. Те весело отпрыгивают и возвращаются.

Замначальпика тыла понимает это движение ляжки начальника как сигнал лично ему, подзывает кого-то:

– Так, дуй на камбуз, и чтоб все там было в ажуре… да, и шампанское… (посмотрел на отчаянно лягающегося начальника) а лучше коньяк… давай…

II

Озверевший комендант врывается под стекло в рубку дежурного по гарнизону и орет:

– Я вам что?! Сколько раз?! Я вас спрашиваю! Хлопоухи! Вы что?!

Дежурный, вскакивая, тут же начинает орать в тон коменданту, но гораздо сильнее его, и орет он, обращаясь куда-то в угол, за шкаф:

– Я посылал?! Я кого посылал?! Я ему приказал что?! Что?! Что вы там сопли жуете?! Что я ему приказал?! ЧТО я ему говорил?! Где этот недоносок, мама его партизанская?! Сюда его!!! Сейчас я из него буду пищевод добывать!!!

Комендант, несколько ошалевший, пораженный тем, что у кого-то голос сильнее, чем у него, прислушивается с тем уважением, с каким один барбос слушает другого, успокаивается и говорит:

– Ладно, разберитесь… я у себя буду… – и уходит. Тишина. Дежурный смотрит хитро и говорит мичману, стоящему за шкафом:

– Никитич, пойди узнай, чего он хотел…

Мичман, принявший к этому времени окончательно форму табурета, осатаневший, вздернутый, застывший в икоте, ослабевает, выдыхая:

– Фу… ты… черт… Вот и дослужи так до пенсии… здоровым… суки… – и идет разбираться.

III

Лучший штурман флота на карачках у бордюра с гвоздем в руках.

Матросы рвут траву и подносят ему.