Через год-полтора, когда Аню в очередной раз куда-то не взяли даже по знакомству, именно Геннадий поднял вопрос о втором ребёнке и горячо за него ухватился, хотя за прошедшее время финансовое положение молодых не поправилось. В обеих семьях, откуда они происходили, уже на протяжении двух поколений рождалось только по одному ребёнку, своего рода дурная традиция, которую не предполагалось менять, а ему просто хотелось мальчика. Но имелось и ещё кое-что. Его отец делал карьеру, её мать делала карьеру, а их дети, получается, просто жили как животные, работая на неприметных должностях без какой бы то ни было перспективы. Что им ещё оставалось?

Все приняли идею с восторгом за исключением самой Анны, она помнила свой предыдущий опыт, то, как тяжело далось ей рождение Светы, и ни в коем случае ни за какие посулы не поддавалась. Муж сильно расстраивался, когда очередная произнесённая им тирада наигранно игнорировалась, вскоре он стал замечать, что из квартиры исчезли все ползунки и распашонки дочери, и то, что мать начала резко к ней относиться, будто Света уже подросток, а ведь ей не исполнилось тогда и четырёх годков. Потом, правда, Аня бросила ломать комедию, однако вещи, явно предназначавшиеся для новорождённого, которые покупали муж и его мать, в доме не терпела.

Лишь после того, как Геннадий невольно стал свидетелем одного диалога между сослуживцами, обсуждавшими противоположную ситуация, он начал о чём-то догадываться.

«– Может, она так себя ведёт, потому что несчастна в личной жизни? – услышал он, спускаясь по лестнице серого здания в центре Москвы, в котором работал. Один из говорящих был пожилым усатым мужчиной неизвестно откуда, другой – его ровесник из отдела этажом ниже.

– Нет, это тривиально, впрочем, как и то, почему она так поступает на самом деле.

– И почему же?

– По хитрожопости.

– Что вы имеете в виду?

– Использование вторичных половых признаков в не предназначенных для них целях».

Они обсуждали недавний скандал в бухгалтерии, в подробности которого Геннадий не вникал.

Прежде у него и в мыслях не было, почему жена так себя ведёт, он не был женщиной и не понимал, как это унизительно, когда хотят использовать даже не тебя, а твою детородную функцию. А у той просто в голове не укладывалось, как такую духовно богатую девушку с потрясающим внутренним миром, недюжинным талантом, который, правда, никто кроме родных не признал, воспринимают только как дочь, жену и мать, а не… впрочем, не важно. Тем не менее Геннадий ни разу не усомнился, что добьётся своего, сила и непосредственность того, чего он ждал от Ани и чему она сама не могла сопротивляться, сделали своё дело, к тому же он ведь был сыном своего отца. Однако не обошлось без побочного эффекта. Наносное самомнение в совокупности с неудачами и предательством родственников окончательно изувечили характер молодой миловидной женщины, у которой имелись и жильё, и любящий муж, и маленькая дочка.

Гена, возможно, первый раз в жизни добился своего, и это нечто было существенным, печально только, что всего лишь от и без того зависимой жены. Аня родила с чувством, что её предали и сломали самые близкие люди, она не понимала, зачем, к чему, почему с ней так обошлись, и надолго замкнулась в себе, не оставив мужу шанса реабилитироваться. А ответ был прост: никто её не предавал и не ломал, таков естественный порядок вещей. Более того, вторую беременность женщина перенесла легче первой, ни она сама, ни муж не испытывали от неё дискомфорта в повседневной жизни. Родился мальчик, как и в случае со Светой, Гена, не имевший фантазии, назвал его в честь родителя Аркадием. Ребёнок оказался немного болезненным, очень славным, как и все малыши, чья первая улыбка наконец утихомирила ту бурю, которая бушевала в уме матери, и успокоило её сердце, наедине с малышом Аня начала подозревать, что окружающие ошибались не во всём, и, быть может, оно действительно того стоило. Аркаша надолго, но отнюдь не полностью заставил её забыть о неудачах, забота о нём, к ревности маленькой Светы, занимала всё время молодой женщины. Он не сделал мать счастливой, однако определённое успокоение, неустойчивое и всего лишь на время, с лёгким налётом фатализма и задавленного самолюбия, ей дал, вселил чувство чего-то окончательного и бесспорного, за которое она сама, как полагала, ответственности не несёт. Это муж, его родители, мать во всём виноваты, пусть теперь они думают, как выкрутиться, Аня же будет действовать, как получится, без заинтересованности в результате. Возможно, и Аркадию-младшему передалась эта удобная жизненная позиция, возникшая по одному совершенно конкретному поводу и подспудно распространившаяся на всё, за что бралась супруга Геннадия. Её деятельность не имела определённого содержания и была такой же пустой, как и слова, сказанные по данному поводу. А молодость гнула свою линию, позволяя пребывать в иллюзии, что Аня всё ещё «подаёт надежды».