Вот почему граф Адриен, как и его дед Альфонс де Меламар, решил покончить жизнь самоубийством.

Очередной атавизм.

Впрочем, однажды граф все же соизволил заговорить. Он категорически отрицал, что имеет какое-либо касательство к бриллиантам, похищению девушек, тунике, обнаруженной в книжном шкафу его особняка, и всем прочим загадочным обстоятельствам, связанным с ночными происшествиями.

Еще он объяснил следователю, почему его так заинтересовала Арлетт Мазаль. По его словам, у него когда-то была связь с замужней женщиной, которая родила от него дочь; он очень любил эту девочку, но несколько лет назад она умерла. Граф безумно горевал о ней, а Арлетт очень на нее походила, и потому он дважды или трижды невольно шел за ней, думая о покойной дочери. Однако он решительно отказывался признать, что как-то попытался преградить ей путь на пустынной улице.

Так миновали две недели. И все это время бригадир Бешу с ожесточенным упорством вел поиски бриллиантов, развив бурную, но совершенно бесполезную деятельность. Ван Хубен, который ходил за ним по пятам, горестно стонал:

– Пропали!.. Я вам говорю: они бесследно пропали!

В ответ Бешу потрясал сжатыми кулаками:

– Ваши бриллианты все равно что у меня в руках! Я нашел Меламаров, и вот так же я отыщу ваши драгоценности.

– А вы уверены, что вам не нужна помощь д’Эннери?

– Абсолютно уверен! Лучше уж всё потерять, чем обратиться к этому типу!

Однако Ван Хубен не сдавался:

– Напрасно вы упрямитесь! Мои бриллианты поважнее вашего самолюбия.

Впрочем, банкир и сам не упускал случая поторопить Жана д’Эннери, с которым встречался чуть ли не ежедневно. Приезжая в свою квартиру, он всякий раз заставал его в уединенной комнате, где скрывалась Жильберта де Меламар. Жан, сидя подле графини, утешал ее, обнадеживал, обещал спасти ее брата от смерти и бесчестья, однако же не мог добиться от нее хотя бы словечка, могущего пойти на пользу расследованию.

А если Ван Хубен, вновь вернувшийся к Регине Обри, приглашал ее в какой-нибудь ресторан, там неизбежно оказывался и д’Эннери, который немедленно начинал флиртовать с нею.

– Оставьте нас в покое, Ван Хубен, – говорила ему тогда красавица, – я уже видеть вас не могу с тех пор, как случились все эти истории!

Однако Ван Хубен не унимался и, отведя д’Эннери в сторонку, спрашивал:

– Так как же обстоит дело с моими бриллиантами, дорогой друг?

– Послушайте, у меня полно и других занятий. Регина и Жильберта отнимают все мое время – одна днем, другая вечером.

– Ну а утром?

– А утром – Арлетт. Она очаровательна, эта девочка, – тонкая, умная, чуткая, жизнерадостная и трогательная, простодушная, как дитя, и загадочная, как истинная женщина. И притом такая непорочная! В первый день мне удалось расцеловать ее в обе щеки, но, увы, это был единственный раз! Ван Хубен, признаюсь вам: из всех этих дам я предпочитаю Арлетт.

Д’Эннери не лгал. Его короткая симпатия к Регине давно перешла в дружеское чувство. А с Жильбертой он виделся только в силу надежды – пока тщетной! – вызвать ее на откровенность. Зато, неизменно встречаясь по утрам с Арлетт, он неустанно восхищался ею. Эта девушка обладала особым шармом, в котором прирожденная душевная чистота соединялась с практическим жизненным опытом.

Все ее несбыточные мечты, направленные на то, чтобы помочь подругам, казались вполне осуществимыми, когда она с улыбкой рассказывала о них.

– Арлетт, Арлетт, – говорил он, – я не знаю никого более светлого, чем ты… но и более темного.

– Это я-то темная? – удивлялась девушка.

– Да, временами. Ты понятна мне, но есть в тебе некая неразрешимая загадка. Я не заметил этого во время нашей первой встречи, но теперь вижу, что ты таишь в себе чистое сердечное чувство.