На съемках проходной сцены от Егора и актрисы Карины Гребенкиной, дочери известного питерского рокера, требовалось немного. Всего-то пробежать по полю навстречу друг другу и, слившись в объятиях, упасть в траву, поваляться там в обнимку, пару раз поцеловаться – и хеппи-энд! Никакой актерской сверхзадачи, никакой особой игры. Просто картинка, красивая, романтичная, настраивающая зрителя на нужную волну.

С точки зрения Егора, Карина была – не то чтобы очень…

Худенькая, курносая, с большими передними резцами, делавшими ее похожей не то на трогательную мышь, не то на кролика. Она часто и много смеялась, и вообще была девушкой весьма приятной, но как женщина Карина Егору не нравилась. Видали мы и покрасивее…

С партнершей вне площадки он держался галантно и подчеркнуто отстраненно, что, кажется, слегка удивляло ее. Впрочем, до ее мыслей Егору дела не было. Чего хотелось, так поскорее отработать два дня, получить деньги и смыться обратно в Москву, где осталась куча дел…

Свои действия Егор и Карина выполнили четко.

Бег по полю сняли с первого дубля, поцелуи в траве крупным планом на всякий случай снимали дважды. Лежа на спине, Егор и Карина смотрели в синие небеса, не обращая внимания на нависшую над ними камеру. Белые цветочки пахли чем-то медовым, как не пахнут ни одни купленные в магазине цветы, в траве стрекотали кузнечики, а наверху, в бездонной синеве, растворялось одинокое облачко. Егор думал об Алине, оставшейся в Москве, и еще, что было бы неплохо притащить ей со съемок вот этих цветочков, чтобы она могла вдохнуть пьянящий вкус меда и леса. Да ведь не довезет, завянут по дороге. Еще и в самолет не пустят…

От мыслей его лицо стало мягким, а в глазах появилась мечтательность.

– Тебе идет, – сказала вдруг Карина.

Егор опомнился.

Режиссер давно сказал свое веское «стоп», а они все лежали в траве.

Егор сел, попытался посмотреть себе на спину, не прицепилась ли к рубашке трава. Карина тоже поднялась, помогла ему отряхнуть рубашку и посмотрела со значением. Голубые глаза искрились, а губы растянулись в улыбке, отчего резцы торчали еще сильнее.

– Что мне идет? – спросил Егор.

Она улыбнулась еще шире и даже прищурилась – так ей было весело. Сходство с мышью стало абсолютным.

– Влюбляться. Ты от этого… Ну… на человека становишься похож. Я даже ей позавидовала.

– Кому?

– Той, о ком ты думал.

Егор не ответил.

Рядом суетились члены съемочной группы, и обсуждать рядом с ними свою личную жизнь он совершенно не хотел.

Он поднялся и подал руку Карине. Они были почти одного роста, и, когда она встала, их глаза оказалась почти на одном уровне.

– А вот сейчас ты снова такой же, как раньше, – заметила она.

Он улыбнулся.

– Нет, даже когда улыбаешься, ты – другой. Закрылся. Как устрица. Хлоп – и в домике.

– Пойдем обедать, – предложил Егор.

– Спрыгиваешь с темы? Ну, дело твое. Просто я хотела тебе сказать, что иногда это надо выпускать, иначе свихнешься. Тебе, наверное, очень сложно жить.

– В каком смысле?

– Да в прямом. Ты же все должен контролировать. Это, в принципе, неплохое качество, если далеко не заходить. А ты, как мне кажется, с этим перебираешь. Вот сейчас – ты играл или нет? Какой ты настоящий? Тот, кто любит, или вот этот – забальзамированный?

– Я обожаю все контролировать, – рассмеялся Егор. – Это у нас семейное. Вот сейчас я должен проконтролировать наш обед. Потому что вечером я улечу в Москву, и не факт, что там мне удастся поужинать.

– Я серьезно, Егор.

Он поморщился и посмотрел на Карину с неприязнью:

– Карин, давай вот без этих психологических разборов, а? Честное слово, не тянет на исповеди.