Самоцель унижает и прямо вдаль ты держишь наконечник стальной сердцевины мудрости, чтобы избежать пленения от укрощённой тоски в своём сердце. Принимая форму власти, удвоишь ли статность к тщеславию и гордыне, чтобы лучше видеть космогонии усвоенного чуда прирождённого интеллекта к мудрости наедине с собой? Вникая в тишину причинения боли к ужасному сознательному чувству человека, завтра хочет уже хочет быть другой «пустой комнатой», всегда притворяясь опальной могилой, или же светом мироздания из серого камня в причинённой форме думать о личном. Не ловкость луны, не наполеоновский комплекс души – не видят разницы между своим эго и тщеславием уже потерявшегося света после вчерашнего дня, чтобы изобрести его заново ты дышишь ещё глубже и погружаешься к полноценному идеалу картины Вселенной в душе космогонии. Путь её пролегает от мученичества юности и лёгкого сердца к предмету твоей мудрой встречи с вольностью полной луны. Когда она отражает мнимое превосходство на бытие в твоей жизни, то считает звёзды по снам твоей мирной идеи жить, как человек, и топорщит задаток лунного света впереди себя, чтобы тебе открылась новая дорога к преимуществу лучшей тоски.

Обратись к своему внушённому свету антагониста, чтобы увидеть личное право внутри бесконечных сияющих звёзд, и неловкой шуткой спугнуть их свечение со своих мнительных глаз повзрослевшего вида материальной испорченности жизнью. Богатея из предосудительного возраста пленяющей луны, ты находишь счастье говорить с ней так откровенно, чтобы власть в твоей голове нервно успокаивали длинные тени из соседнего благоразумия сознательной жизни. Так близко, чтобы холод по ниспадающим линиям планетной философской пустоты в сердце не стал для тебя ещё одним испытанием слёз и мечтательности на земле. Стоишь ли ты под лунной прохладой, чтобы облачиться в чёрные оковы власти современного страха и взлететь под углом софистического распутства быть идеальным, или «лечишь» в уродствах милые тени внутри тёмной впадины новой истины мира, как последний рыцарь из красоты символической утопии? Тебе ли легко стать ей, чтобы власть сознания убивала личность из вне и лететь к звёздам в причине могущества каждой мысли, их так трудно донести до современной луны. Закрывая рот только ей ты убеждаешься, что тени из критического счёта времени утаивают слёзы благородной души, чтобы только схватить их расплавить конечные роли забытой мудрости в нетленном переходе этой стрелки мира на часах.

Закрывая плотину мира только космогония может убедительно сказать тебе о попытках увидеть эту яркую луну и под её ногами не выделенных линий сосчитать новые смыслы, что хотят быть рождёнными сегодня в глубине сознательной мечты. Советуя другим людям быть тише собственной важности и говорить премудрые оттиски золотого света на вековом ядре из материальной печали, проходит всё то же уставшее существо и огрубевшим почерком уносит тени медлительного чувства быть свободным. Заполняя этот лунный свет, как движением материи к уму, ты слышишь его звуки приближающего возраста бытия мира, из которого стали чудится не только другие, но и ты сам. По себе ли судишь в современном благородстве и готическом ужасе, чтобы надеть сложенный фрак в повседневности гордого ужаса и стыть им над лунной причиной былой тоски, ты всё ещё чудак и возраст твоего сердца говорит мудрые личины. Приказывая быть тишиной в сознательной логичности всего происходящего, стало рассветать в уникальности перехода этой прозрачной формы облаков космической плотины из другого мира. Не видя его ты тянешь лучшую руку, чтобы власть над твоим сознанием имела стройный вес превосходства и считалась с твоими мыслями, как одинокое поле видимого космоса и наивного почерка обладать этой страстью новой величины формы. Уважить не больше того, чтобы жить и обладать стихиями света, и приподнимаясь на тонкую колею космического образа мира, всё время представлять другое сознание, как одинокий страж у поведения твоей свободы в глубине личного космоса. Планетным шёпотом слышать звучание притаённых гор и отдалённых весов из наития времени, только мыслями оборачиваясь к лучшим надеждам, чтобы стать ещё чернее космической маски современного общества. Сохраняя благоразумные ходы, большие к ужасу быть мирным, ты холишь свет наедине с лунным обелиском, внутри промучившим твоё сознание всё это время. Над качеством осознания этой маски ужаса топчется светлый день, чтобы унести эту сложную головоломку и считая себя причиной ужаса снов постигнуть повторное внушение на отблесках завтрашней луны. Как будто свет спадает на роскошные равнины и пролагает другое время, в повседневности гордого ужаса быть таким же, но свет луны изменяя роли сознания течёт в маске притаённых гор планетной пустоты. Как ты, забывая свою личную схожесть с луной помнишь лишь одну надежду попасть на этот обломок смешанной воли и провести там сознательное слово над каменной усмешкой Богов, которые притворились лучом из под движения космоса навстречу твоему сердцу в жизни.