Учёный со множеством степеней и разной социальной нормой адаптации к людям, тебе нелегко наблюдать, сквозь крайние миры фальсификации о мыслях людей, их объективной разнице быть сегодня лучшими и вдохновенными мифами, о которых завтра говорят уже другие.. Задолго до субботнего завтрака тебе сложно думать о космическом свете падающего спутника, в тонкое стекло из напряжённой гордыни, где сам ты – лишь часть этой глубины, отражённой в целой системе философского наследия мира людей. Сколько бы их не настало утром, вечером станет намного больше, чем час расспросов о наилучшей философской форме предупредительного вопроса: «Как хотели бы Вы улететь на самую далёкую планету в галактике?» – о которой ты сам не знаешь, но видимый свет внутри роящихся склепов мирных целей стать человеком подсказывает тебе, что лучше бы лечь поспать ещё немного. Где ты ожидаешь своё вечное, холодное качество мира у своих глаз, когда не был даже в соседней трущобе из мысленных поколений тех же людей. Их самые глупые надежды спрашивают сегодня: «Какова жизнь в космосе без меня?» – или: «Как я буду жить без лучших друзей, созданных моим воображением?» – их надежды кажутся тебе утопическими и ты находясь в вакууме своего сердца становишься проводником их монументального риска стать правыми. Насколько их много сейчас, что ум заполняет молния культурного кода, о благозвучное шумопредставление в личной досаде сквозь мифологию путей декаданса лирики. Она струится и ждёт своего космического притока, внутри ожидания естественного кванта быть живой материей.

Один раз в пятьсот лет ты стал очевидным, как сизое, мельком угаданное слово внутри небытия и очевидно хочешь сразу принять преткновение лучшего в критическом мире. Отходишь на самое понятное мироощущение сегодня и ждёшь ещё одну степень свободы во внутреннем представлении себя учёным. Таким же в космосе лучшего права, что было твоим когда – то давно из преимущества слаженной жизни, но раз начав её менять на полной луне, как отражаемом декадансе твоего мира ты видишь свой собственный портрет и очевидное слово в пути философского безумия этой галактики. Она вращает солнцевидное поле, толщей пропитанных субъективных элементов природного слоя мифов, что человеческое сознание не может оценить всю последовательность своих цепных мускулов внутри гравитации и цели быть человеком.

Ты спрашиваешь его утерянное счастье в новой луне, и ждёшь градации серой картины ответа сегодня, ещё с раннего утра стоит полная странной логики кромешная тишина и воет один элемент субтильной природы. Он – твоё собственное благородное поле логики, укравшее чувство вины над подсознательной надеждой быть лучше, чем вчера, но счастье препятствует ждать сегодня вопросов на эту странную тему. Поодаль тумана ты нащупываешь тонны мыслей и отправляешь их сквозь лунные облака прямо к цели своего благородства, чтобы завтра учить свободу лучше понимать категоричное наследие мира собственного нрава быть человеком. Спускаясь по ступеням гедонизма вся твоя природа ожидает лучшей жизни, как алчущего в самовластии мифа принимать свободу сознательной рамки чувства, обладая которым стало так темно и приятно, что холод небытия не сковывает склепное представление о чутье твоей свободы по ниспадающим линиям культуры блага. В страхе не ждёт и солидарность к будущему, чтобы ты стал её манерой окружения мира надежд и влажным потом по холодным граням мифа убеждал людей о лучшем завтра, к тому праву обладания свободой, что чувство благородства оставляет в тёмной пустоте клетки о разрушенном самомнении. Его чутьё, как лёгкий поступью, идеальный гранит и выступ перед монументальными сводами блага о земное чувство мира – уводит твои мечты в космические тени, сквозь целостную власть происходящего волей в пустом пространстве культуры возраста завтра.